— Так, девочки, отставить слёзы! — гаркнул боевик, которого обожженный назвал Борзым. — Вот выберемся из этой ж… пы, тогда будем рюмсать. Не вешать нос, больше ни одна тварь вас не тронет, не будь я Борзым. Всем всё ясно?
Эти грубые, даже оскорбительные слова как-то странно подействовали на девчонок — они дружно прекратили рыдать и лишь испуганно озирались.
— А ты не Васильевой Кати дочка? — спросила у той, что с синяком, полная некогда, но изрядно похудевшая дама под пятьдесят. Та неуверенно кивнула. — А я Демяньшина, из второго подъезда. Может, жёлтый «запорожец» видела у гаражей?
Малышка опять неуверенно кивнула.
— То мужа моего, — продолжила женщина. — Ходь сюда, доча, ты ж замёрзла, найдём тебе, что на плечи накинуть.
— А ты из второй школы, правильно? — спросила другая женщина, похожая на пожилую Марлен Дитрих. — У меня там дочка преподаёт… преподавала. Математику, с шестого по десятый. Иди сюда, милая.
Девочка, как заколдованная, шагнула к «Марлен Дитрих».
— Ну а ты, солнышко, что стоишь, как сирота? — спросила Марфа у оставшейся девочки. — Иди до нас, вместе всё-таки теплее, правда?
Девчушка — та самая, которую мужчина с обожжённым лицом вырвал из лап бандеровца (о чём Бианка, конечно, знать не могла), словно только того и ждала, — подбежала к Марфе и вцепилась в неё, словно боялась, что та растает. Бианка в недоумении посмотрела на Соломию:
— Чё смотришь, Бьяночка? — спросила та сдавленным шёпотом. — Не понимаешь небось?
Бианка отрицательно покачала головой. Соломия наклонилась к её плечу и шепнула ещё тише:
— Они наверху были. Насиловали их бандеры, гуртом. Оттого-то и тебя не трогали, да и остальных — им этих хватало.
Бианка побледнела, как полотно. Выходит, её безопасность, которой она невольно удивлялась всё это время, была за счёт страданий этих…
— Nem lehet… — От волнения Бианка заговорила на венгерском. — Hogy így?![12]
— Не розумiю, — тихо ответила Соломия.
— Как? Они же… — Бианка была шокирована. — Им же лет по пятнадцать!
— Той, что вцепилась в Марфу, двенадцать, — жёстко ответила Соломия. — Они откуда-то с юга, чи Горловка, чи Никитовка, хто разберёт. Сюда бежали от москалей, да попали нашим «захысныкам». — Соломия скривилась, будто больной зуб прикусила. — Сначала они мамку её оприходовали всем кагалом. Батя вступиться хотел, ему голову разнесли. Мать попыталась бежать — пристрелили. Потом и до дочери очередь дошла…
— Hogyan élnek a világban? — прошептала Бианка и тут же перевела: — Как таких земля носит?
— Те первые сдохли уже, — с нескрываемым злорадством сказала Соломия. — Выехали куда-то на бэтэре,
Бианка смотрела на Соломию — кулаки сжаты, костяшки пальцев побелели; тонкие губы плотно стиснуты, а глаза — кажется, в их почти черных глубинах сверкает вулканическая лава.
— Вы тоже потеряли кого-то? — тихо спросила она.
— Не пытай, — отвернулась Соломия, а Бианка совсем некстати подумала, что очень удачно глагол «спрашивать» на украинский переводится, как «пытаты». Тут любой вопрос — как пытка…
Тем временем боец с позывным «Борзой» вводил освобождённых в курс дела:
— Выдвигаемся, когда сверху скажут, что всё чисто. Наши прикроют, примерно на полдороги. Потом здесь начнётся веселье — не обращаем внимания, этот шухер отвлечёт бандер. Доходим до крайних домов, там нас будут ждать машины. Двигаемся быстро, но стараемся особо не отсвечивать…
— Командир! — из очередного коридора появился парень, красивый, как будто с полотен Караваджо и Ботичелли. — Вагнер на связи.
«Вагнер», — внутри у Бианки всё рухнуло. Значит, их освободители — уголовники? Но если Жжёного или Борзого легко было представить в оранжевом комбинезоне[13]
, то на вот этого красавчика Бианке натянуть арестантскую робу не удавалось, даже с учётом её богатого воображения. Неужели и он уголовник?— Да, Сашка, — сказал в микрофон Борзой, надев на голову громоздкие наушники. — Что говоришь? И много? С трёх сторон?..М-мать… Думаешь, готовили засаду? Понял. Так точно, выполняю.
И, сняв с головы наушники, проговорил, обращаясь к пленникам:
— Так, поход пока отменяется. К нам с трёх сторон движутся бандеровцы, большой группой. Признаться честно, положение у нас не очень. Выбираться, похоже, придётся с боем.
Глазами героя
Когда приходится двигаться быстро и напряжённо, например поднимаясь по лестнице разрушенного здания, важно поддерживать чёткий ритм. Издавна, наверно, ещё со времён римских легионов, для этого служила солдатская песня. «Аты-баты, шли солдаты» — это не просто так, от веселья, или потому, что кому-то захотелось спеть. «Аты-баты, шли солдаты» — это ровный темп шага, а значит — меньше усталости. А как это бывает при восхождении на высоту, можно увидеть, например, в фильме «Брат-2».