Это была долгая ходьба. Том вел его через бесчисленные двери, коридоры и отсеки. Их ноги барабанили по крутым стальным лестницам, пружинили на эластичном ворсе ковров и стучали по дубовым доскам всевозможных корабельных палуб. Они пересекли весь крейсер и теперь остановились перед простой белой дверью. Том медленно поднял левую руку и вежливо постучал. Ответа не было. Он снова постучал и, скрестив руки на груди, погрузился в ожидание. Вокруг них висела невыносимая тишина и ни звука не проникало с другой стороны переборки. Ряд ярких ламп освещал длинный, пустой и безупречно чистый коридор. Бежали минуты, но ответа не было. Том осторожно повернул дверную ручку. Та поддалась, дверь распахнулась, они вошли. С порога Михаила пронзило глубокое неприятное чувство. Тот самый человек из глинобитной хижины в горах Вазиристана смотрел на него, не мигая. Он был одет точно так же, как и в тот раз, когда Михаил встретил его девять дней назад в пустынном, уединенном убежище посреди заоблачных хребтов. Человек сидел на коврике на полу, скрестив по — турецки ноги. Спина его прислонилась к одноместной заправленной кровати. Михаил не мог в это поверить. Этот старик в своей средневековой одежде был неуместен на борту современного военного корабля! Какая дикость! Том Донован почему-то замешкался сзади, позволяя немигающему взгляду обитателя каюты прожигать Михаила насквозь. Михаил пытался перебороть рвущееся наружу негодование. Он тяжело задышал, а лицо его превратилось в маску равнодушия, став скучным и неприветливым. Не сразу он взял себя в руки. «Ассалам алейкум», скрипнув зубами, поклонился Михаил в знак приветствия. Тот вместо ответа презрительно фыркнул. В крупных морщинистых чертах лица его и в надменном взгляде сквозилo враждебное высокомерие. Закушенные бескровные губы побелели от ярости, рот язвительно искривился, а густые брови презрительно хмурились. «Как вы оказались здесь, доктор Ахмад?» Михаил использовал имя, которым старик представился в хижине.