— Стоп! — крикнул Маркиз в трубку и отключил громкую связь. Марта одобрительно посмотрела на телефон.
— Что у тебя со стационарным?
— Сгорел, — угрюмо сообщил Маркиз, перехватывая пальцами раскаляющийся аппарат. — Откуда у тебя мой мобильный?
— Еле раздобыл. Через наших-то бюрократов… — голос Каима сложился в улыбку.
— Тебя не уволили?
— Хм, да, скорее, наоборот. Я тут что-то вроде начальника. Старик, ты свободен сейчас?
Маркиз покосился на даму.
— Сейчас не совсем.
— Ну так освобождайся, освобождайся давай. Есть работа.
— Что?
— Работа, — почти весело сказал Каим. — Работа, старик.
— Ты что, — Маркиз почти физически ощутил кренящееся под ногами мироздание, — нашел мне клиента?
— Почти угадал. Я сам, в некотором роде, твой клиент. Эй, ты жив?
Марта с искренним интересом осматривала поперхнувшегося Маркиза. «Постучать?» — беззвучно спросила она. — Маркиз помотал головой, и мартина рука, уже занесенная для хлопка по спине, убралась.
— Я загляну сегодня, — сказал Каим, переждав кашель. — Ты на Земле?
— Вечером нет. Вечером у меня встреча. Созвонимся.
К вечеру пошел снег, и окна «Респекта» затянуло глухой белой занавесью. Кот уставился в это бесформенное снежное пространство, словно видел в нем что-то свое, кошачье, важное. Всеволод дернул его за хвост, но кот, едва шевельнув ухом, снова погрузился в наблюдение; ему было плевать на Всеволода, и даже, кажется, на свой хвост.
Женя с Ариманом Владимировичем без интереса обсуждали новости фигурного катания, которым Ариман Владимирович не интересовался, но вежливо выслушивал Женину критику в адрес Белогорова и Любшиной, а Женя это чувствовала, но другой темы придумать не могла.
— Никто не придет, — зевнул Всеволод. — Кому в такую метель понадобятся сигареты, кофе и кошельки?
— Мне, — Ариман Владимирович теребил краешек шарфа.
— У вас это все и так есть.
— Как раз-таки нет. Я этим не владею. Я это продаю.
— Ну так купите у себя самого, — Всеволод протирал запотевшее окно.
— Извращение какое-то, — хохотнул Ариман Владимирович, поглаживая шарф. Шарф сонно шевелился под рукой.
— Предлагаю расходиться, — сказала Женя. — А то и нас тут заметет.
— По самую крышу, — согласился Всеволод. — Не раскопаемся. Лопаты у нас нет.
— Зато у нас есть ножи, — подмигнул Ариман Владимирович, направив указующий перст на полку с сувенирными кортиками и складными ножами китайского производства.
— А заодно сигареты, кофе и ремни.
— Зажженными сигаретами мы растопим снег… — серьезно сказал Женя.
— …Кофе насыплем как соль, чтобы быстрее таяло, — радостно подхватил Всеволод, — ножами расколем лед, а на ремнях…
— Вытащим кота, — Ариман Владимирович поднялся. Потревоженный шарф содрогнулся в возмущении.
— Лично я ухожу, — сообщил Всеволод.
— Поддерживаю, — кивнул Ариман Владимирович.
Он выглядел постаревшим и чуть растерянным, как показалось Жене — после визита Огнева. Что-то давнее и неприятное вспоминали они, так что Ариман Владимирович до сих пор не оправился.
Неуловимая перемена случилась в мире с неделю назад. Накатила гнетущая серость, прорвало канализацию, в Женином доме появились давно вытравленные тараканы, у подруги украли сумочку, о чем она поспешила рассказать Жене (трехчасовой монолог по телефону, как голова не треснула); и все это родилось в мире внезапно, единой силой двинулось на Женю с одною целью: вогнать продавщицу кошельков в тщательно избегаемую и подавляемую зимнюю грусть.
Скрипнула крыша.
— Женечка, собираемся, — призывно сказал Ариман Владимирович.
— Иду, — она вдруг поняла, что Ариман Владимирович каким-то образом спасает ее от зимы, от грусти этой — рядом с ним было весело и хотелось жить.
— Морозище, — поежился Всеволод, глядя на усиливающийся снегопад.
Снова скрипнула крыша и вдруг с уханьем просела, покачнулся пол (Женя вцепилась в спинку стула), весь ларек задрожал, екнуло что-то внутри, как при быстром спуске лифта, и прилавок с сигаретами рухнул на пол, брызнув осколками.
Громко выругался Всеволод, едва не потерявший равновесие во время толчка.
— Землетрясение! — крикнул Ариман Владимирович, одним прыжком оказавшись рядом с Женей.
Но больше не трясло. Весь «Респект» стоял под небольшим углом, по полу катилось отломившееся от прилавка колесико, и негромко потрескивало что-то на потолке.
— Окно!.. — Женя замерла, уставившись в темный прямоугольник, где еще несколько секунд назад можно было наблюдать заметенную вечернюю улицу. За окном стояла непроглядная тьма, и только у самого стекла она, казалось, распадалась на крупицы.
Отрешенно подумалось: маме сегодня так и не позвонила.
Всеволод, не переставая материться, дернул дверь, но та не поддалась, даже ручка, при попытке опустить ее, уперлась в нечто вязкое, заполнившее пространство снаружи.
— Что это… что это… — повторяла Женя, не отводя глаз от окна.