Сатья-Юга, день девятый

— Как они это устроили… — Ариман Владимирович в третий раз за сегодняшний день преобразился. Он стал выше ростом, его обычно мягкое и смешливое лицо осунулось, так что проступили страшные тени под глазами и будто бы даже на носу. Плечи Аримана Владимировича раздвинулись вширь, в глазах загорелась умная, хищная злость, а шарф, неведомо как оказавшийся на шее, затрепетал без ветра.

— Что устроили? — с истерическими нотками воскликнул Всеволод, дергающий дверь.

— Вот это — обвел рукой вокруг себя Ариман Владимирович. И негромко продолжил, приближаясь к окну. — Второе небо… Давно я не бывал на Втором небе… Только хотел бы я знать, милые мои… Вас-то за что?..

Серафим

За десять минут дороги я научился остерегаться Дарьи. Дарье были глубоко безразличны мое служебное положение и нечеловеческая сущность. Я даже на секунду показал ей крылья, чтобы остудить хоть немного Дарьины порывы, но добился того, что мой первый свидетель обвинения потребовал показать крылья снова, чтобы он успел их сфотографировать. Для Дарьи же я был существом мужского пола, и мог бы выглядеть хоть волосатым орангутангом, хоть самцом аллигатора — Дарью устроило бы и это. Она была очень хорошим человеком, гораздо приятнее моего хитрого шофера, но организм ее требовал мужчины, а я себе, разумеется, ничего позволить не мог.

В конце концов, я, плюнув на кодекс вежливости (ох как бы посмотрели на меня мои ребята, окажись они рядом со мной сейчас), легонько прошелся исцеляющим лучом, и физиология успокоилась, но тут выяснилось, что сознание Дарьи способно полноценно заменять физиологию, а вмешиваться в сознание свидетеля я был не вправе, поэтому просто отодвигался, когда она, как бы невзначай забывала убрать руку с моей, или, говоря что-то, излишне горячо дышала мне на ухо.

Мне было ее безумно жаль, но с сознанием я без ее на то просьбы сделать ничего не мог, а обсуждать это в присутствии еще одного свидетеля никто, конечно, не пытался.

Говорила Дарья много. Она ничего не пыталась у меня выспросить сверх того, что я и так вложил ей в голову, зато с готовностью поведала мне о том, что все как-то не так последние дни, и голова болит, и голубь нагадил на шляпу, а теперь вот машина, но Дарья на нас не в обиде.

— Вы хоть раньше в Бога верили? — обернулся к ней шофер.

— Иногда, — отмахнулась Дарья. — По понедельникам. Сейчас-то что?

— А сейчас у вас выбора нет. Вы теперь точно знаете.

— Знаю, и сделаю все, что от меня требуется. А потом снова забуду, и буду верить по понедельникам. А что такое? Я сейчас не за спасение души стараюсь.

— Я тоже, — таксист снова закурил.

— Бросайте курить, — сказал я. — Я сейчас помогу.

— А? Ха, ну давайте.

— Не курите больше.

Он выкинул сигарету.

— Даже как-то грустно будет… забыть… — Дарья коснулась меня плечом. — Однако, Серафим, давайте с вами обдумаем… — она томно смотрела на меня, — обдумаем, как мы будем стоить обвинение?..

— А как его строить, — пробурчал таксист. — Все за нас построят. Господства этим займутся, а мы доставим Самаэля, расплюемся с херувимами…

— Э! — возмутился я. — Можно об этом и не говорить!

— А чего не говорить, — пожал плечами шофер. — Когда все и так знают, что херувимы только и норовят присвоить чужие лавры…

Это были мои слова. Именно в таком вот виде эти слова оформились у меня в голове когда-то давно, а теперь, видимо, перекочевали в голову шофера вместе с прочим «знанием, данным мне».

Дарья захохотала, откинувшись на спинку.

— Ну-ну, — сказал я. — Я вам этого не говорил. А то сотру из памяти.

— Конечно, не говорили, Сима, конечно…

Она болезненно напомнила мне Самаэля, с его манерой выражаться.

— Серафим, — одернул я свидетельницу.

— Серафим, — мягко произнесла Дарья, кладя ладонь в перчатке мне на плечо, — это должность. Вы серафим, я свидетель… А меня зовут Дарья… А у вас должно быть имя…

— Оно чудно, — сказал таксист, не оборачиваясь.

— А вот интересно, свои мысли вы мне передать смогли, а имя почему-то нет.

— Для людей у меня нет имени, — честно сказал я.

— Для серафимов у меня тоже нет имени, — Дарья погладила меня по плечу. — А вы все равно знаете, как меня зовут. А я буду знать, что вас…

Я убрал ее руку с плеча, и свидетельница осеклась.

— А все-таки, — вздохнула она, помолчав немного, — как мы будем строить обвинение?

— Обычно. Я зачитаю, вы подойдете, расскажете кто что может…

— А стиральная машина не закрывается, — вспомнила Дарья, — об этом тоже?

— И об этом.

— С ума сойти. Никогда не думала, что моюстиралку испортил Дьявол. А надо было догадаться…

— Вряд ли он ее портил. Хотя с него станется, но все-таки мы его здорово ограничили. Он, вообще-то, уже даже не сверхсущество. Обычный смертный человек… Но он хитрый, он нас где-то обыграл. Какую-то лазейку нашел. На мировое зло его не хватает, а вот по мелочи пакостит. И ваша задача — подтвердить, что последние несколько дней что-то стало не так, что-то ухудшилось вокруг.

— А что, — таксист потянулся за сигаретой, но, подержав в руке пачку, отложил, — раньше ведь тоже так бывало. Не так долго, как сейчас, но накатывало…