Она была несчастлива. Моя девочка с самого начала не была создана для медицины. Она была слишком похожа на меня. Я, с высоты своих лет, знала, что мне было нужно: заниматься домом, семьей, обустраивать быт. Вместо этого я убила полжизни на чертежи, в совершенстве освоила нелюбимое занятие. Последний раз я работала по специальности в девяносто девятом. Потом фирма, в которой я трудилась, прогорела, и я осталась фактически на содержании Стаса. Вот только тогда я и поняла, что всю жизнь нуждалась в этом. Томочка, моя уменьшенная копия, нуждалась в этом не меньше моего, но пока что ей это было невдомек. Что она нашла в медицине, не понимаю.
Для того, чтобы прийти к правильной жизни, ей нужен был правильный спутник. Я его нашла.
Валерик — сын моей подруги, Тани, соответствовал нашим с Томой требованиям. Мешали две проблемы: Тома его не знала, и у Томы был Андрей.
Мама, в отличие от мужа, прониклась пониманием и предложила пригласить Валерика на чай. Я бы так и сделала, но представила дальнейшее развитие этой истории, и поняла, что таким образом я, скорее всего, вызову в дочери неприязнь не только к Валерику, но и к себе. Я бы не простила сводничества, и моя Тома тоже не простит. Но планировать и устраивать дела семьи было последние три года моей главной задачей и единственной работой.
Заставить Валерика заинтересоваться моей дочкой было легко. «Привет тебе от Тамары» — «А мы с ней разве знакомы?» — «Я обмолвилась разок…» И через две-три недели: «Тамара передает, мол, выздоравливай» — (растроганно) «Спасибо, вы ей привет передавайте, она хорошая у вас». Я напоминала о существовании Тамары нечасто, чтобы не надоесть. И, в конце концов, Валерик, привыкший к отсутствию внимания со стороны женщин, понял, что незнакомая Тамара может быть, в перспективе, его синицей в руках. Я давно заметила, что у невезучих в любви мужчин обостряется такое ложное чутье — они начинают чувствовать знаки внимания там, где их нет и в помине. Они хватаются за эти свои иллюзии, как за соломинку, чтобы восстановить в собственных глазах собственную же неотразимость. Что оставалось думать Валерику? Он рассудил, что Тамара, как говорится, в поиске, и мои рассказы о нем, Валерике, как-то ее привлекли. (Всегда было интересно, ведь мужчины при этом какими-то своими задворками мозга понимают, что шикарная женщина им все равно не светит, и вообще лучше бы понравиться сначала заочно, чтобы не разочаровать сразу же. Так вот, всегда было интересно, — как такие противоречивые позиции укладываются в их головах?)
При этом Валерик был достаточно умен. Таня говорила, он был хорошим юристом, а я видела, что Валерик начитан и умеет шутить, а это было для Тамарочки очень ценно. Правда, он был страшно застенчив и, когда говорил, часто начинал сбиваться и мямлить.
Рассорить Тому с Андреем я не решалась, да и не представляла как, но в итоге это не понадобилось. Они стали расходиться сами, и я лишь помогла Тамаре осознать, насколько ей не подходит этот человек. Я уже была готова сделать это хитростью, придумать что-нибудь такое. А все случилось просто — Тамара увидела Андрея с какой-то девушкой на улице, я выслушала ее подозрения.
— Это такая… высокая?
— Да средняя, совсем никакая! Может, сотрудница? Блондинка…
К блондинкам у моей дочери было крайне негативно отношение. Она сама была блондинкой и чувствовала во всех других женщинах, кому посчастливилось иметь светлые волосы, конкуренцию. Тем более Андрей был падок на светлых.
И я сказала, что тоже, кажется, разок видела Андрея с какой-то блондинкой, но не придала этому значения. Пришлось выслушать гневную тираду о том, что я обязана была сообщить тут же, что я совсем не думаю, как это важно для Тамары, и может быть, знай она раньше, все сложилось бы по-другому. Через несколько дней Тамара пришла домой в слезах, сказала, что ее воротит от всего на свете, даже от ее ненаглядной стоматологии, и удалилась в свою комнату вести затворнический образ жизни.
— Со своим разругалась, — сочувственно вздохнул Стас. — Поговорить с ней надо… успокоить… Ты бы провела ликбез, Ксан, а то, наверное, думает, что все тлен…
И я пошла проводить ликбез, и мы вместе с Томой всплакнули над женской долей. Несколько раз потом я обмолвилась об Андрее, и допустила серьезную ошибку, отозвавшись о нем плохо. Тома кинулась спорить и выгораживать своего ненаглядного. Больше я себе такой неосторожности не позволяла. Однажды, уже месяца через четыре, осмелилась сказать об Андрее что-то хорошее и получила в ответ презрительное фырканье и заявление о том, что о таких, как Андрей, моя дочь и слышать больше не желает. Валерик ждал своего часа.
А Тома работала ассистенткой в стоматологической клинике, уставала, встречалась на выходных с подругами, портила глаза, читая с телефона, и наотрез отказывалась устраивать личную жизнь. Мне было ее безумно жаль, и иногда, в минуты раздумий, совестно перед ней, что я не могу найти для нее такого счастья, которое нашла сама.
Но наступил 2010-й год, и началась бесконечная эпопея с Валериком.