Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей

Вопросительный взгляд министра, подкрепленный выражением легкой досады, немного смутил дядюшку Денчо, и он, потупившись, начал жевать слова. Однако стоило ему опустить голову, как он снова увидел красную нитку и быстрая мысль пронеслась в его голове — подобно тому, как перед дождем низко над землей проносятся ласточки. Она придала ему храбрости, и он обратился к министру тоном, говорящим о том, что к нему вернулось чувство собственного достоинства:

— Так вот, коли хочешь правду: ты сам мне обещал, что, когда придет время и я тебя о чем-нибудь попрошу, ты мою просьбу беспременно выполнишь… Помнишь ты эти свои слова или нет?

Никуда не денешься, пришлось министру признать, что, действительно, дал он когда-то такое обещание. И потому спросил он дядюшку Денчо, чего же он хочет.

— Как бы ловчее сказать, — начал снова дядюшка Денчо, — хотя домашние мои и велели просить тебя, чтобы сделал ты меня старостой, сам-то я присмотрел в Софии местечко получше. Вот и думаю, зачем там, когда способнее здесь, и занятие повеселее. Может, конечно, и не на все я гожусь, что верно, то верно… К примеру, захоти я стать кем-нибудь в суде, так там небось много писать надобно — значит, это не про меня!.. И другое какое занятие может не подойти… Вот скажем, реши ты сделать меня лекарем… Опять же не соглашусь. И не потому, что не умею лечить… Что ты, что ты! Чему только я не научился у тетки Божаны, пусть земля ей будет пухом… любого лекаря за пояс заткну. Но… не по сердцу мне это занятие, потому как сейчас и от врачей тоже писанина требуется. Или это, как его, где служат жандармы, тоже не больно-то мне по нраву: хлопотно, да и там все записывай…

Дядюшка Денчо помолчал, стараясь подобрать более убедительные слова и тем самым расположить к себе министра, вытер рукавом вспотевший лоб, переступил с ноги на ногу и, глядя в пол, продолжал:

— Видел я тут одного человека и прямо скажу, любо-дорого смотреть на его работу. О таком вот занятии я бы и мечтал больше всего, так что, ежели хочешь сдержать слово, назначь меня на такое место, и я тут же соглашусь!.. Да и то сказать, уж больно эта работа, забодай ее комар, вольготная: ни ходить никуда не надо, ни спину гнуть, ни писаниной заниматься. Одно услаждение… Уж ты мне поверь. Будто нарочно для меня придумана.

Тень досады, омрачавшая лицо министра, растаяла, ее сменило любопытство, и он спросил дядюшку Денчо, что же это за занятие, о котором он так возмечтал.

Дядюшка Денчо усмехнулся и пошевелил правым усом, а это значило, что он уже снова вдел ногу в стремя. Сделав торжественно шаг вперед, он с сияющим лицом принялся рассказывать, как его наметанный глаз сделал это открытие:

— Позавчера, иду это я по городскому саду и гляжу — народ толпится, а перед ним военный оркестр наяривает. Да так, что сами ноги в пляс идут. Стал и я смотреть, как солдаты играют. Одним трудненько приходится — попробуй, подуй в такую трубу… Не дай бог! Все нутро выдуешь. У барабанщиков работка полегче, да зато барабаны у них больно здоровые — попробуй, потаскай на себе… Один, значит, с барабаном, другой с дудкой, третий с трубой — каждый в поте лица трудится. А перед ними всеми, смотрю, еще один стоит: взял в руки прутик — вот такусенький, и двух пядей не будет, — и не дует, не стучит, а только знай помахивает этим самым прутиком в воздухе — мол, и он при деле. Смотрел я, смотрел и думаю: «Эх, забодай его комар, вот это жизнь, вот это занятие — за так ему деньги платят!..» Вот я и говорю — ежели можешь, определи ты меня на его место — вот тогда я тебе спасибо скажу… И если по-честному, крутить-вертеть этим прутиком я получше него сумею, оттого-то я и возмечтал о таком занятии…

Перевод Т. Колевой.

Стоян Михайловский

ОРЕЛ И УЛИТКА

На Старой на Планине,
       едва ль не на вершине,
Орел узрел Улитку средь ветвей.
       Была она убога,
       горбата, однорога,
змеи поганей много
       и дьявола страшней.
Над нею пролетая,
       — Что ты за тварь такая? —
спросил Орел, гадливость одолев. —
       О жалкая букашка,
ты — божия промашка
или господний гнев?
       Доныне здесь бывало
и птиц крылатых мало.
Поведай же, ничтожная, о том,
как ты в такую высь попала?

       — А я сюда ползком,

       ползком, ползком!

Перевод Н. Гребнева.

ФИЛИН И СВЕТЛЯЧОК