Сатира, огонь!

В пятницу, в назначенный час, все мы собрались на сцене: вот-вот придет Василий Аркадьевич и начнется интереснейшая, может быть, историческая в жизни нашего театра репетиция. Взбудораженные, мы нетерпеливо поглядывали на ходики. Ожидание длилось четыре часа, а в начале пятого пришла встревоженная, с сильно опухшими глазами Липочка. Она оглянула сцену, всех нас и, видимо, прочтя на наших лицах, что Василия Аркадьевича тут нет и не было, опустилась на скамью и зарыдала.

Мы обступили Липочку и с недоумением и с невыразимой жадностью ловили ее слова и полуслова, перемежавшиеся рыданиями, отчаянными вздохами. Оказалось, что Василий Аркадьевич исчез: он не ночевал дома и не пришел к Липочке утром, и вот нет его и в театре. Где он? Что с ним?..

Ошеломленные, мы стояли возле Липочки и не понимали ничего. Стояли мы до тех пор, пока в театрик не вступил в сопровождении багровой мамаши Кожебаткиной Егор Егорыч Свиридов, товарищ из уголовного розыска.

— А я сейчас к вам, гражданка, заходил, — учтиво обратился он к Липочке и спросил, не забыл ли гражданин Зайкин у Липочки каких-нибудь документов и, быть может, инструментов.

Сквозь рыдания Липочка произнесла:

— Умоляю… скажите… где он… что случилось?..

Сочувственно и даже задушевно Егор Егорыч проговорил:

— А то, гражданка Кожебаткина, случилось, что прежде чем выходить замуж, надо задать себе вопрос: за кого именно я выхожу?..

Мы изумленно заговорили:

— Как — за кого?.. За Василия Аркадьевича Зайкина!.. Он на работу к нам приехал…

Егор Егорыч пошевелил в воздухе указательным пальцем:

— Зайкин-то он Зайкин, но у него и еще звания есть: «Степка Момент», «Василий Шуйский», а в Костроме он Демьяном Шаляпиным себя величал. Нанялся там в театр кассиром, уволок всю выручку и — к вам…

Через три месяца в тихий наш городок ворвались немцы. А на другое утро мы узнали, что у нас есть бургомистр и зовут его Зайкиным Василием Аркадьевичем. А еще через день мы читали первый приказ бургомистра о сдаче хлебопродуктов, шерсти, валенок, золотых часов, колец, серебряных ложек и т. д.

Коротко говоря, служил Зайкин немчуре усердно и даже вдохновенно. Три недели назад он издал приказ о постройке «пирамиды в честь немецкого оружия». Мы, любители драматического искусства, тоже были приведены на строительство этой пирамиды: ломали на Мышкиной горе камни. И вот там однажды неожиданно появился среди нас Зайкин. Узнав старика Никодимова, нашего суфлера, бургомистр снисходительно проговорил:

— Ну, как живем, старина?

Потом сказал:

— Ты думаешь, что я не знал тогда, что меня заметут? Даже очень хорошо знал. Нюх меня, старина, никогда не обманывает, не-ет! Но устал бегать из города в город и махнул рукой…

Через полчаса все мы видели, как Зайкин, отозвав в сторону бывшего дворника земельного отдела, что-то дал ему и долго о чем-то с ним говорил.

И с тех пор Зайкин, единственный Иуда в нашем городке, купавшийся как сыр в масле, исчез неведомо куда.

Вчера, как и каждое утро, мы собрались в своем полуразрушенном театрике. Неодолимая сила тянет нас туда, и мы, сидя у сцены, вспоминаем о минувших днях, мечтаем о будущем.

Суфлер Никодимов, живущий в соседстве с бывшим дворником земельного отдела, шепотом спросил нас:

— Помните… у Мышкиной горы Зайкин передал Прохорычу пакетик? К Прохорычу должен был прийти за этим пакетиком какой-то человек в белом картузе, но так и не пришел. Вот он, пакетик-то…

Мы прочли:

«Друже Антоша, с паспортами поторопись. Я опять нализался с Вернером. Вчера господин Вернер был в штабе, там все ходят серые, испуганные… Генерал прочел какую-то секретную бумагу и сказал адъютанту: «Если у нас будут такие успехи, то в октябре в полках останется по пятидесяти человек». Мы вычерпали вчера с Вернером четыре бутыли. Он спросил: «Вы ничего не предчувствуете, господин бургомистр?» Потом он добавил: «Ах, если бы вы знали, господин бургомистр, на какой тонкой ниточке мы держимся!» И затянул собачьим своим тенором какую-то кладбищенскую канитель. Того и гляди разревется. Это он, друже Антоша, говорит со мной так уже не в первый раз. И со Шварубреймом та же история. Нюх меня никогда, Антоша, не обманывает: как можно скорее лямзи паспорта. Лучше всего шведские с аргентинской визой. Приеду к тебе с багажом. Теперь все зависит от тебя…»

Мы много раз перечитали письмо.

— Знаете, — громко сказал суфлер, — а ведь нюх его и в самом деле никогда не обманывает.

МУССОЛИНИ ИЩЕТ ВЫХОДА

Рис. Бор. ЕФИМОВА

— Умоляю вас, почтенные гуси, спасите Рим еще раз!

— Поздно! Нас угоняют в Германию!

Сергей ВАСИЛЬЕВ ПОД ГИТАРУ И ГАРМОНЬ ПО ЗАХВАТЧИКАМ ОГОНЬ!