Сатирические очерки

Исчезнувшая Атлантида[322] явилась причиной многих роковых открытий, совершенных позже мореплавателями; вулканы приходят в действие и заливают человека огненной лавой; одна за другой разражаются, страшные бури; то здесь, то там вспыхивает чума; народы поднимаются друг на друга войной, – всюду полное смятение и повсюду женщины; сплошная цепь ошибок, несчастий, преступлений и всеобщая неразбериха: мир заполоняют бедствия. Оставим, однако, в стороне мировые бедствия и займемся европейскими. Едва зародилась европейская общественность, давшая миру Елену, как вся Европа поднимается против Азии и устремляется на утлых суденышках к берегам Трои, неся с собой гибель и разорение.[323] Заметьте себе, что первое европейское бедствие возникло из-за того, что слишком большое значение придавали женской верности.

Вернувшись с победой, аргосцы[324] застают у себя дома прелюбодеяния, убийства, кровосмешение. Сто республик, поднявшиеся в едином порыве к свободе, сразу же накладывают друг на друга цепи рабства. Войско персов доходит до Марафона,[325] и европейское общество облекается в траур. Заметьте себе, что вторым бедствием была иностранная интервенция.

Два знаменитых разбойника, Ромул и Рем,[326] закладывают фундамент всемирного города, который впоследствии силой оружия порабощает и подчиняет себе всю Европу. Заметьте, что двое разбойников явились причиной третьего по счету бедствия.

Север извергает на южные страны бесчисленные орды вандалов и готов, которые огнем и кровью изменяют лик злосчастной Европы. Заметьте, что четвертое бедствие надвинулось на Европу с севера.

К тому времени сын божий уже сошел на землю, чтобы умереть за людей. Новая религия повсюду насаждает свои благостные кресты. Сто с лишним незаконнорожденных отпрысков новой религии выходят из вод реки Иордан, словно пиявки, насосавшиеся яда, заполняя мир враждующими сектами; потомки дерзкого новатора[327] из Азии устремляются в Европу с кривой саблей в одной руке и с кораном – в другой; многочисленные крестовые походы организуются в защиту религии и зажигают пламя всеобщей войны; новые секты сразу же пролили кровь германцев, а затем французов и англичан.

Эти кровавые акции вызывают еще более жестокую реакцию, которая повсюду насаждает свои зловещие трибуналы. Народы и страны на целые столетия ввергаются в междоусобные и завоевательные войны, и весь мир уподобляется великому жертвеннику, усеянному телами несчастных. Половина человечества оказывается жертвой, половина – совершает жертвоприношения. Заметьте себе, что пятое бедствие обрушилось на человека из-за религии, суеверия и фанатизма. Из дымящейся крови жертв аутодафе[328] рождается политика, а вместе с нею и мечта о равновесии между государствами. Войны за наследство и фамильные распри сменяются войнами религиозными; целые народы становятся жертвами войн, затеянных в угоду королям и придворным кликам. Заметьте, что шестое бедствие охватило Европу из-за того, что народы придавали слишком большое значение именам тех, кто претендовал на звание их абсолютных владык.

Оказавшись у власти, господа пытаются превратить своих подданных в послушный инструмент, но народы, доведенные до крайности, осознают, наконец, свои права, и единодушный призыв к свободе сотрясает вселенную. Его подхватывает и повторяет вся Европа; завязывается кровавая битва за принципы. Грозная волна революции достигает невиданных размеров и порождает чудище, которое пытается сдержать ее.[329] Но чудище само оказывается побежденным, и свобода снова расправляет крылья. С этих пор беспрерывно льются потоки крови в борьбе за самое ясное и простое требование: за свободное волеизъявление. Заметьте, что седьмое бедствие было вызвано тем, что власть имущие считали себя вправе действовать без ограничений, взаимных обязательств и гарантий, а также тем, что мы позволили упразднить право.