Правда и то, что между участием в заговоре в пользу десятилетия и в заговоре под лозунгами трехлетия[334]
существует большая разница. В последнем случае у тебя не было бы необходимости ни покидать свой дом, ни поднимать стрельбу, чтобы тебя схватили. Тебя просто заберут в твоем собственном доме, а это большое удобство. Но, мой друг, как говорится, форель не поймать, не замочив штанов, и чего-нибудь да стоит же быть либералом! Кроме того, это случится с тобой по собственной глупости, так как никто ведь не заставляет тебя быть либералом. Ты можешь быть кем угодно. Прибавь к этому, что полной свободы в мире не существует, – это бессмыслица. Итак, когда я говорю: «мы свободны», я не хочу этим сказать, что мы можем быть либералами и ходить по улице с развернутыми знаменами, выкрикивая: «Да здравствует свобода!» и другие нелепости в этом роде. Я также не хочу сказать, что мы можем разделаться с чиновниками Каломарде, сохранившими свои посты и состояния. Поступить с ними таким образом было бы несправедливо, ибо я полагаю, что вряд ли эти бедняги перестали нуждаться в жалованье только потому, что служили кому-то. Нет, ничего подобного, я хочу сказать иное – мы имеем право кричать по торжественным дням: «Да здравствует Королевский статут!» Мы можем сидеть каждый в своем доме и молчать обо всем всегда, или когда нам это захочется. Если это не истинная свобода, тогда одному богу известно, что такое свобода! Сказанное относится также и к тому, что ты пишешь мне по поводу свободы печати. А кто сомневается в том, что у нас существует свобода печати? Если ты хочешь напечатать пригласительный билет, извещение о смерти, визитную карточку с твоими именами и фамилиями, перечисленными по порядку, – никто тебе в этом не помешает. Отсюда ты можешь заключить, как вы заблуждаетесь и сколь опасно полагаться на непроверенные сообщения. Если ты поэт и на день рождения ее величества сложишь оду, то в ней ты получаешь возможность хорошими или плохими стихами восхвалять все, что происходит, и уверять, что все идет хорошо. Тут тебе дается полная свобода. То же самое ты можешь изложить и в прозе, а можешь и вообще ничего не писать, если ты здравомыслящий человек, – никто но станет вмешиваться. Если ты хочешь издавать газету, нет ничего проще. Что ты для этого делаешь? Во-первых, приобретаешь шесть тысяч реалов ренты, так как в Испании либо все родятся с ними, либо их можно найти на любом углу. Во-вторых, кладешь двадцать тысяч реалов в банк: их у тебя нет, но в нужный момент ты их всегда достанешь. Здесь все готовы раскошелиться по первому твоему намеку. И эти двадцать тысяч реалов священны, как любые вклады, как вклады различных корпораций и т. д. и т. д. На другой день или через день тебе их все же вернут. Затем ты испрашиваешь разрешение на издание, тебе в нем отказывают, так как ты не обладаешь необходимыми достоинствами… и ты не издаешь своей газеты. И очень хорошо, потому что, если ты не чиновник по королевскому указу, не владелец шести тысяч реалов годового дохода и не член коллегии адвокатов (а им в Испании выгодно быть), то что же ты будешь печатать в своей газете, как не глупости и нелепости? Но если ты человек способный, то не за твой ум или патриотические чувства, а за твои реалы или по ходатайству коллегии (и только так) тебе дают разрешение, назначают соответствующего цензора, который, разумеется, позволяет тебе говорить все что угодно, и на тебя, как дождь с неба, падают подписчики, так как – вот уж истинная правда – наша страна любит читать и является золотым дном для спекуляции, особенно литературой.Итак, друг мой Сильва, измени свои представления об Испании и поверь не только тому, что мы жпвем при представительной форме правления, но и тому, что мы самая свободная нация в мире и пользуемся самой широкой свободой печати.
Когда ты убедишься в этих трех основных принципах, я постараюсь рассеять все остальные сомнения, которые ты еще сохраняешь относительно процветания Испании, ни в чем не уступающей Португалии.
О чем нельзя говорить, о том умолчите[335]
Истины бывают разные, и, подобно скрибовскому