Сатирический детектив. Сказки

На душе у советника становилось все тяжелее. Вспомнилось еще кое-что.. «Как это было нехорошо, когда я на службе взъелся на нашего курьера. Никак не мог найти один документ, ну и вызвал этого старика, накричал на него при всех, как на мальчишку. Что, мол, за беспорядок, вы идиот, во всем здесь хаос, надо гнать вас в шею!. А

документ потом нашелся у меня в столе! Старик тогда даже не пикнул, только дрожал и моргал глазами. .» Советника бросило в жар. «Но ведь не следует извиняться перед подчиненными, даже если немного обидишь их, – успокаивал он себя. – Как, должно быть, подчиненные ненавидят своих начальников. Ладно, я подарю этому старику какой-нибудь старый костюм. . Нет, ведь и это его унизит. .»

Советник уже не мог лежать в постели, одеяло душило его. Он сел и, обняв колени, уставился в темноту; мучительные воспоминания не покидали его.. «Или, например, инцидент с молодым сослуживцем Моравеком; Моравек –

образованный человек, пишет стихи. Однажды он плохо составил письмо, и я сказал ему: «Переделайте, коллега!»

И хотел бросить эту бумагу на стол, а она упала на пол, и

Моравек нагнулся, покраснев до ушей. . Избил бы себя за это! – пробормотал советник. – Я же люблю этого юношу, и так его унизить, пусть даже неумышленно!. »

В памяти Томсы всплыло еще одно лицо: бледная, одутловатая физиономия сослуживца Ванкла. «Бедняга

Ванкл, он хотел стать начальником вместо меня. Это дало бы ему на несколько сотен в год больше, у него шестеро детей. . Говорят, он мечтает отдать свою старшую дочь учиться пению, а денег не хватает. И вот я обогнал его по службе, потому что он такой тяжелодум и работяга. Жена у него злая, тощая, ожесточенная вечными нехватками. В

обед он жует сухую булку.. »

Советник тоскливо задумался. «Бедняга Ванкл, ему, должно быть, обидно, что я, одинокий, получаю больше, чем он. Но разве я виноват? Мне всегда бывает неловко, когда этот человек укоризненно глядит на меня...»

Советник потер вспотевший лоб. «Да, – сказал он себе,

– а вот на днях кельнер обсчитал меня на несколько крон.

Я вызвал владельца ресторана, и он немедля уволил этого кельнера. «Вор! – кричал он. – Я позабочусь о том, чтобы никто во всей Праге не взял вас на работу!» А кельнер не сказал ни слова, повернулся и пошел. Тощие лопатки вздрагивали у него под стареньким фраком. .»

Советнику не сиделось на постели. Он пересел к радиоприемнику и надел наушники. Но радио молчало, была безмолвная ночь, тихие ночные часы. Томса опустил голову на руки и стал вспоминать людей, встреченных им в жизни, непонятных маленьких людей, с которыми он не находил общего языка и о которых прежде никогда не думал. Утром, немного бледный и растерянный, зашел он в полицейский участок.

— Ну, что? – спросил инспектор. – Вспомнили вы, кто вас может ненавидеть?

Советник покачал головой.

— Не знаю, – нерешительно сказал он. – Таких людей столько, что.. – Он безнадежно махнул рукой. – Кто из нас знает, сколько человек он обидел. . Сидеть у окна я больше не буду. И, знаете, я пришел попросить вас прекратить это дело..

ОСВОБОЖДЕННЫЙ

— Вам все понятно, Заруба? – спросил начальник тюрьмы, почти торжественно дочитав соответствующий акт министерства юстиции. – Здесь говорится о том, что вас условно освобождают от пожизненного заключения.

Вы отсидели двенадцать с половиной лет и за все это время вели себя.. гм. . одним словом, образцово. Мы дали вам самую лучшую характеристику и. . гм. . короче, вы можете идти домой, понимаете? Но запомните, Заруба, если вы что-нибудь натворите, досрочное освобождение аннулируется; приговор, вынесенный вам за убийство вашей жены Марии, снова войдет в силу, и вам придется пробыть в заключении всю жизнь. Тогда уже сам господь бог вам не поможет. Так будьте осторожны, Заруба; в следующий раз сидеть вам до самой смерти.

Начальник тюрьмы растроганно высморкался.

— Мы вас любили, Заруба, но снова увидеть здесь не хотим. Так с богом! В канцелярии вам выплатят причитающиеся деньги. Можете идти.

Заруба, верзила чуть ли не двухметрового роста, переминался с ноги на ногу и что-то бормотал: он был так счастлив, просто до боли, в груди его что-то хрипело, всхлипывания сдавливали горло.

— Ну, ну, – проворчал начальник, – смотрите не расплачьтесь тут! Мы раздобыли для вас кое-какую одежду, а строитель Малек пообещал взять вас на работу. Ах, вы хотите прежде побывать дома? Понимаю, понимаю, на могиле своей жены. Это похвальное намерение. Счастливый путь, Заруба, – сказал поспешно начальник тюрьмы и подал Зарубе руку. – И будьте внимательны, ради бога. Помните, что вы освобождены всего лишь условно.

— Какой славный человек этот Заруба! – сказал начальник тюрьмы, как только за освобожденным закрылась дверь. – Я вам должен сказать, Форманек, среди убийц встречаются очень порядочные люди: в заключении самые трудные растратчики; тем в тюрьме все не по нраву. Жаль мне Зарубу!

Когда Заруба прошел двор Панкрацкой тюрьмы и за ним захлопнулись железные ворота, его охватило чувство страшной неуверенности: он боялся, что первый же попавшийся полицейский задержит его и приведет обратно.