Саттри

Он спустился по лестнице, держась за стену. Саттри услышал, как закрылась дверь. Несколько грустных птиц по проводам смотрели, как падает дождик. У одной была кривая лапка. С прогнившего отрезка водостока протекала серая вода. Пока он лежал, вода все больше бледнела, а дождь все падал, и вода сделалась вполне прозрачной, и та вода, что бусинами собиралась на лакированной листве старой магнолии во дворе, выглядела яркой и чистой.

* * *

Конец субботы и весь день в воскресенье пьяницы приходили и сидели на кровати, и тайком притаскивали ему виски. Никто не спрашивал, заразно ли то, что у него. Миссис Лонг в своих туфлях-уточках выходила на верхнюю площадку жаловаться своим пронзительным голосом, и осоловелые пьянчуги цеплялись на полпути вверх за балюстраду с веретенами балясин, а необитаемые верхние комнаты гниющего дома сотрясал похабный хохот.

Он спускался к ужину, добротная простая еда подавалась в развалинах сколоченной и залатанной мебели, уничтожавшейся много лет в пьяных буйствах. Еще неделя, и он снова оказался на улицах.

В первый свой день в верхнем городе он взвесился на бесплатных весах перед «Вудраффсом». Посмотрел на лицо в стекле.

Зашел в «Пристройку Миллера» к Джейбону.

На ногах, э? Тебя из дому прогнали?

Нет. Я потихоньку удрал, когда твоя мама на работу ушла.

Как ты себя чувствуешь?

Нормально чувствую. Мне вполне себе неплохо.

Где потом будешь?

Не знаю. Я к «Комеру» иду.

Как считаешь по самочувствию, пива выпить сможешь?

Самочувствие может поправиться.

Джейбон ухмыльнулся. Старина Саттри, сказал он. Сам черт, когда здоровьем тверд.

Ты во сколько заканчиваешь? Полшестого?

Ага.

Тогда и увидимся.

Ладно, Коря.

Когда он прошел в двери «Комера», Дик ему подмигнул и поднял руку. Эй, Кореш, сказал он. У меня тебе письмо.

Саттри оперся о стойку.

Вес чутка сбросил, нет?

Есть немного.

Где был-то?

Сколько-то пробыл в Северной Каролине.

Дик повертел в руке письмо, и посмотрел на него, и отдал. Оно тут две недели, сказал он.

Саттри пристукнул письмом по стойке. Спасибо, Дик, сказал он.

Он сел среди наблюдателей под стенкой и скрестил ноги так, как поступают старики, и вскрыл конверт. Штемпель стоял ноксвиллский, а внутри лежало письмо от его матери и чек от дяди Бена, недавно усопшего. Он взглянул на чек. Триста долларов. Держа чек, стукнул по нему и встал, сходил к охладителю попить и вернулся на место. Письмо скомкал и бросил в плевательницу.

Ты где был, Корешок? окликнул его Хэрри-Конь.

Эй, Хэрри, сказал Саттри.

Хэрри стоял весь бесформенный в рубашке и фартуке для мелочи за кассой. Билл Тилсон проделал несколько медленных выпадов дзюдо и возложил ребро ладони наискось на ухо Хэрри. А, сказал Хэрри. В кость попал.

В кость попал, одержимо возопил Тилсон, проходя дальше среди столов.

Саттри перевел взгляд с чека на киевницу вдоль стены, старые фотоснимки игроков. Тихая фигура во всем этом бедламе щелканья шаров, и выкриков, и телефонов, телеграфная лента разворачивает спортивные новости. Нахуй, сказал он. Поднялся и дошел до передней стойки.

Дик, ты можешь мне чек обналичить? спросил он.

Еще б, Коря. Он положил чек на порожек кассы и вызвонил выдвижной ящик. Прочел чек. Жирный город, сказал он. Тебе какими?

Пару сотен, остальное двадцатками.

Сложив деньги в нагрудный карман, он снова спустился по лестнице на улицу.

Зашел в «Миллер» и купил исподнего и носков, и прошел через «Пристройку», и напрямик через рынок. Старый Липпнер руки в боки у себя на бойне. У бокового выхода слепой Уолтер спал стоя со своим до́бром, и Саттри подергал его за рукав. Слепые глаза открылись и подвернулись. Саттри втиснул ему в ладонь сложенную купюру.

Я больше никого не видел, кто б мог спать стоя.

Возник громаднейший комплект зубов, и сильная черная рука схватила его за предплечье. Эй, рыбник. Не-а, ты не прав. Черный этому мула научил.

Считаешь, и я так смогу?

Может быть, если тебе нигде сесть не дадут.

Саттри улыбнулся. Еще увидимся.

Слепец сунул купюру в карман. Надеюсь, ты всю реку выловишь, сказал он.

Саттри перешел через дорогу в «Уотсонз». Там в цоколе нашел свой размер на вешалке спортивных курток и выбрал бледную из верблюжьей шерсти, и померял. Слабые линии грязи вдоль плечевых швов там, где висела. Он посмотрел на себя в зеркало. Вытащил из кармана расческу и причесался.

Нашел пару черных брюк из ангоры, у которых задний карман был чуть надорван треугольником. Если с курткой, то не видно. Штаны и куртка обошлись в тринадцать долларов и девяносто центов, и он заплатил и поднялся, и купил желтую габардиновую рубашку с воротничком ручной работы и карманами.

В окне над Рыночной улицей стоял и выглядывал через стекло с буквами старый портной, пыльные эли и рулоны ткани разматывались в окне, облегчая упокой дохлым мухам и тараканам. Саттри поднялся по темному и затхлому лестничному колодцу и со своим пакетом ввалился в дверь.

Хорошие они брюки, сказал старик, измерив шаг драной желтой лентой. Взялся за пояс и потянул. Обхватил талию Саттри руками и свел концы ленты у него на пупке. Старик едва доходил Саттри до плеча.

Седалище вам тоже прибрать.