Саттри

Охотники фыркнули, и тот, что с дробовиком, ткнул второго локтем в бок. Не-а, ответил он. Я Вернон, а вот этот вот Фернон.

Рис ухмыльнулся. Саттри опирался спиной о сланец откоса, наблюдая за ними. Они были тощи и долгокостны, и сидели на корточках так, что колени им чуть ли не до ушей доставали, а руки лежали ладонями вверх на земле перед ними на манер обезьян.

Много народу думает, что у нас одно имя, сказал тот, что с фонарем. Раз они так похожи. Ну как же кофе у вас хорошо пахнет, а.

А вы пейте, сколько захотите, сказал Рис, аккуратно наливая.

Они свесили свои сухощавые лица в кружки и поглядывали поверх краев. Риса переполняло восхищенье, и он то и дело посматривал с одного на другого и качал головой, и глядел на различных членов своего семейства, проверяя, что они себе думают.

На самом деле мы никак не знаем, кто из нас кто, сказал тот, что с дробовиком. Мама нас никогда не умела различать. Как бы наугад говорили. Покуда не сравнялось нам годков четыре или пять, и мы не смогли сами себя по именам звать. А до того никак было не определить, сколько раз могли поменяться.

У нас браслетки раньше были с именами, но мы их первым делом поскидали. Терпеть не могу носить чего-то такого, да и Вернон вот не любит. А часы наручные просто презираю.

Разок было дело, когда нам по восемь исполнилось, так я с дерева грохнулся и руку себе поломал, а Вернон был как раз у дедули. А меня из дому не выпускали за то, что я там что-то натворил. Я и грохнулся с черного ореха на заднем дворе и лежу ору, пока за мной мама не пришла. Ну, она выскочила на дорогу да машину остановила, и меня в нее погрузили и отвезли к доктору Хэррисону, и мы поднялись по ступенькам туда, где у него кабинет, а там уже Вернон сидит, и у него самого рука сломана.

Тот, что с дробовиком, ухмыльнулся и кивнул. Мы оба с черных орехов грохнулись в одну и ту же самую минуту, только в восьми милях друг от друга. Я себе правую руку сломал, а Фернон левую, а он левша, а я правша.

Тьфу ты, произнес Рис.

И не надо у нас спаршивать. В газетах про это писали. Можете сами сходить да почитать.

У нас эта статья из газеты давно лежит.

Можем сказать, что другой думает, сказал тот, что с дробовиком. Кивнул на брата. Мы с ним так умеем.

Рис взглянул сперва на него, а потом на того, что с фонарем.

Он может слово придумать, а я скажу какое. Или наоборот, по-любому.

Я так не умею, сказал Рис.

Охотники переглянулись и ухмыльнулись.

Что на это поставите?

Ничего я ставить не хочу. Но хотел бы поглядеть, как это делается.

Они снова посмотрели друг на друга. Умели они причудливо этак головы поворачивать друг к другу, словно механические куклы. Подь туда вон, Фернон, а я спиной оборочусь.

Тот, что с дробовиком, отвернулся изящным крутящим разворотом. Увидел, как Саттри опирается на камни, и подмигнул ему, и руками уши себе закрыл, и нагнул голову. Второй поднялся и подошел к Рису, и присел рядом с ним на корточки и склонился к его уху. Скажи мне слово, сказал он.

Какое такое слово?

Да просто слово. Любое. Тише. Шепотом мне на ухо.

Рис подался к нему и прикрыл чашкой ладони ухо охотника, а потом сел обратно. Охотник одними губами повторил слово сам себе, глаза горе́. Откуда-то ниже по реке донесся тонкий вой собак, а из-за вдали затопленных полей затявкала дворовая собака.

Тот, что с дробовиком, поднял голову и убрал руки от ушей. К костру подошел мальчишка и присел возле Риса, а старуха и девчонки смотрели во все глаза на охотника с дробовиком. Есть, Фернон? крикнул он.

Ага, ответил Фернон.

Охотник открыл глаза. Он сидел на корточках без движения. Его сложенная тень, насаженная на дробовик, наискось тянулась по сланцу. Посмотрел на Саттри. Брат, сказал он.

Саттри встал. Охотник развернулся лицом к своему невооруженному отражению за костром, к своему зловещему изомеру в кости и во плоти. Оба заулюлюкали, как мандрилы, и противоположными руками показали на Риса. Тот отпрянул, поднеся руки к горлу. Саттри подобрал свою скатанную постель и спустился по откосу за круг света от костра и через заросли к реке.

Наутро он вышел под дождем к шоссе и поглядел вдоль по длинной черной прямизне. Ночью дул сильный ветер, и мокрый макадам был весь эмалирован листвой. Он бы просто мог уйти по дороге.

Старуха и девчонки пришли часов около четырех с яйцами и кое-чем прочим с фермы выше по реке, где поменялись, и старуха осматривалась за работой угрюмыми своими глазами, замешивая галеты и ставя их в жаровню, и тщательно накладывая угли на крышку. Уже стемнело, когда вернулись Рис с мальчишкой. Поужинали молча. Дождь, падавший все утро так немного и мелко, прекратился, и Саттри снес постель свою к реке и лег там, упокоив руки на груди. Глядя вверх в беззвездную темь. При зарнице смутно вздымались очертания деревьев. Дальний раскат грома. Шумит река. Всякий порыв ветра стряхивал с деревьев дождевую воду, и она легонько брызгала в листве и ему на лицо. Хватит с него уже дождя. Костер погас, он стал проваливаться в сон. В следующий же миг все это изменилось навсегда.