Саттри

Тут недавно старый чокнутый дядюшка Боббиджона заходил, Коря, так он все талдычил про то, как виски таскал еще в сухой закон. Рассказывал, они с грузом приезжают как-то в Ноксвилл рано поутру, не рассвело еще. Старый Кончик кемарил, говорит, на переднем сиденье, а там машина выхлопом пальнула, так он поднялся и застрелил какую-то тетку, что автобуса ждала. Говорил, видел, как у нее ноги из живой изгороди торчат.

Саттри ухмыльнулся и отхлебнул пива. В дыму призраками горбились фигуры, и по всей комнате витало эдакое зловещее почтение, какое ощущается в местах, где совершались великие преступления. Он засиделся до последней выпитой чашки. Опираясь о дверной косяк где-то перед рассветом, наблюдая, как толстая шлюха пежит на постели, где остались черные следы ботинок многих странников. Отплывши потом с последними завсегдатаями по переулку к улице. Хиханьки да мяв кошачий. Во млечно-голубом свете уличных фонарей пластмассовые сумочки шлюх рассекали вырвиглазными кривыми. Разломаны в выбоинах тарелки белого льда. С осветительного столба выпустил руладу сычик угольного цвета, и Саттри поднял голову и увидел, как топорщит он перья против неба. Вот позвал снова, тихонько позвал. Саттри сел на старый каменный поребрик, опершись спиною о столб, безмолвный насельник в поющем дереве. Выступали сквозь сумрак мальчишки-газетчики с тележками, старые одичалые отцы брели в прибое зорь, что еще старше, дабы запустить свои просмоленные лодки на какой-нибудь темной зыбучей отмели.

С легким жестяным бряцаньем перед рассветным ветром прокатилась по улице пустая пивная банка. Ветер холодил ему ноздри. Он наблюдал посерение востока, замызганную аврору. Знаменитые выступы города вздымались в дымке.

Воскресным утром Саттри прошаркал вниз по тусклой лестнице в том, в чем спал ночь. Через дорогу высокое и темное под легким дождиком стояло рыночное здание. Нахохлившись перед гостиницей в жутковатом безмолвии, он цыкал зубами с налетом. Кузова грузовиков и ручные тележки накрывались старыми маркизами. Слышно было, как удаляется по улицам мелкий перестук каблучков праздной шлюхи. Монастырский пейзаж лиц зданий аж до самого неба. Каблучки поют с жалящим звуком. Саттри посмотрел наверх. Барочный фасад гостиницы с облупленной краской цвета зеленого горошка. Бьют церковные часы. В перезвоне курантов кружат и хлопают крыльями голуби. В выпотрошенных комнатах проступает для грустных тряских пьянчуг задача воскресной утренней выпивки.

Дождь, казалось, шел всю ту зиму. Немногие снегопады вскорости обратились в серую слякоть, но краткое белое отишие средь рождественских гирлянд и мягко освещенных магазинных витрин казалось детской мечтой об этой поре года, и снег в его мягком паденье, ссеиваясь вниз, вызывал в городе утоленье чуть ли не безмолвное. Молчали несколько заблудших в «Сутолоку», счищая с плеч и вычесывая из волос ночное благословенье этой зимы, Саттри наблюдал у окна сквозь обмороженное стекло. Как падал снег, вишнево-красный в мягкой неоновой вспышке пивной вывески, словно медленные капли крови. Конторщиков и любознательных сегодня вечером нет. Слепой Ричард сидит со своей женой. Старьевщик пьян, рот его немо работает, а шея набекрень, словно у повешенного. Один в углу плачет молодой гомосексуалист. Печальные дети судеб, Саттри среди них же, кому дом весь мир, все здесь собрались ненадолго предупредить уход туда.

Много времени проводил он в библиотеке, читая журналы. В верхний читальный зал, бывало, частил ассортимент дикошарых чудил, украдкой озирались они, хуи свисали из штанов под столами, пялились на школьничков. Однажды вечером, выходя из кафе Мэй и направляясь к «Б-и-Дж», он миновал двух женщин, плывших в обратную сторону. Повернул назад и зашел вслед за ними. Говорили они как янки, на каком-то джазовом жаргоне, который он решил послушать, и сел в кабинку за ними, и заказал себе пива. Не успел и отхлебнуть, как одна повернулась и всего его смерила взглядом дерзкой оценки. Что происходит в этом городке? спросила она.

Саттри свесил руку со спинки кабинки и посмотрел на них. Мало что, ответил он. А вы это откуда?

Чикаго.

Сколько вы уже тут?

Пару месяцев наездами.

Наездами это ты хорошо сказала, милочка, произнесла та, что постарше. Другая улыбнулась Саттри. Мы прошмандовки, сказала она. Но вас шмандовать не станем.

Саттри она понравилась.

Ну, сказал он. Обычно что-то происходит в «Индейской скале».

Хотите туда с нами сходить?

Он потер подбородок. Часы, свисавшие с потолка, повернулись на своей золоченой цепи. 11:20.

Я Джойс, а это Марджи, сказала приятная.

Привет, Джойс. Привет, Марджи.

Что скажете?

Ладно, ответил он. Чего б не сходить.

Поехали они в такси, все втроем на заднем сиденье, он в середине. Все были пьяноваты.

Она вытащила горсть денег расплатиться с таксистом, но он отвел ее руку и заплатил сам. Таксист прошипел ему, чтоб нагнулся и выслушал.

Эти девахи прошмандовки.

Саттри потрепал его по руке.