То не было первым словом, что она сказала, но его первым Саттри услышал. Руку она поднесла ко лбу и терла его так, словно хотела стереть кожу. У нее слабо пробивались усики, а седые волосы стояли на голове дыбом, как наэлектризованные. Тетя Элис поглядывала на нее свысока с легким изумленьем. Она снова обмахнула себе щеки и повернулась к Саттри. Глаз ее был ярок, а в лице много нахальства. Симпатяга ты у нас, сказала она. Полагаю, ты Э-Ка благоволишь. А автомашины у тебя нету?
Саттри ответил, что нету. Он чувствовал, будто его втягивают в такие дебри, к которым у него никогда не было ни склонности, ни воли. Обе они за ним наблюдали. Слезы уже высохли. Глаза их, казалось, наполнились ожиданьем, а ему нечего было им дать. Он сам пришел брать. Он отстранился от них, а они потянулись к нему своими венозными старыми руками, нащупывая ими пустоту. Он встал. Окинул взором эти развалины. Что за извращенный инстинкт заставил публику собирать безумных вместе? Столько их тут. Он в комнате был единственным, кто стоял, и теперь все смотрели на него, глаза пусты или востры от подозрения или подспудной ненависти. Или глаза, лишенные какого бы то ни было пыла. Дух возможного неповиновения в комнате, хотелось лишь знака, чтоб эти несчастные кинулись на своих смотрителей. Он посмотрел на старушек у своих ног. Руки они поднесли ко ртам в одинаковом порыве. Мне пора идти, сказал он. Не могу остаться. Он оторвал взгляд от их взглядов и выкатился из комнаты. Старик в полосатом картузе машиниста держал в руке громадные часы и провожал Саттри глазами, как будто отмерял ему время. Взгляды их встретились через всю дневную комнату, и от лица Саттри отхлынула кровь, когда он увидел там старика, и он чуть было не назвал его по имени, но не назвал и вскоре уже был за дверью.
Он ходил от телефона к телефону в кабинках банка «Национальный парк» и насвистывал себе под нос, когда на плечо ему пала тяжелая рука. Он остановился и посмотрел вниз, определяя место ближайшего черного брога. Подпрыгнул и обрушился пяткой на ботинок, колено напряжено. Под кожей хрустнули мелкие косточки. Рука убралась. Человека Хэррогейт даже не увидел. Веселую улицу он преодолел в полуденном потоке по самым капотам и багажникам машин на холостом ходу, лица белые за стеклом, гремит прогибающийся листовой метал.
Саттри выискал его под виадуком среди обломков. Джин? позвал он. Костра не было, ни признака того, что его даже разводили. Вдали над головой урчали машины. Эй, Джин.
Хэррогейт выполз из бетонного дота и сел в грязи на корточках. Вид у него был оборванный, и его трясло от холода, а усы свои он сбрил.
Саттри присел с ним рядом. Ну, сказал он. Каковы твои планы?
Городской крыс нахохлился сильней. Выглядел он хрупким и измотанным неудачей.
Тебе тут нельзя оставаться, замерзнешь.
Он медленно покачал головой из стороны в сторону, вперившись в голую землю. Не знаю, ответил он. Я тут весь день уже. Прикидывал, законники б меня уже сцапали.
Саттри поворошил пыль указательным пальцем. И сцапают, сказал он. Тут не спрячешься.
Я знаю. Как ты меня нашел?
У меня других мест для поисков не было. Мне Руфус сказал, что ты там был.
Ага. На черномазого ни в чем нельзя положиться. Я не знал, куда еще пойти. Все они сучьи дети. Столько раз виски с ними пил. А меня и знать не знают.
Саттри улыбнулся. Жизнь у беглеца трудная, сказал он. Что стало с твоими усами?
Хэррогейт потер губу. Сбрил, ответил он. Может, меня без них не опознают. Не знаю. Жопа.
Ну и что собираешься делать дальше?
Фиг знает. К тебе идти мне было стыдно.
Может, стоит ненадолго из города уехать.
Куда?
Куда угодно. Из города.
Хэррогейт неопределенно посмотрел на него. Из города? переспросил он.
Если ты здесь останешься, тебя за жопу возьмут.
Черт, Сат. Я ж никогда не был за городом. Я даже не знаю, куда податься можно. Даже не знаю, с чего начать.
Просто садишься в автобус и поехал. Какая разница? Ты три года в этом городке прозябаешь, черт, мог бы и где-нибудь еще попробовать.
Где-нибудь еще у меня нет друзей.
У тебя и здесь их нет.
Хэррогейт покачал головой. Жопа, сказал он. Автобус? Я никогда не ездил проклятущим автобусом.
Тебе только нужно взять билет и сесть.
Ну да, ну да, конечно-конечно, я сяду не на тот чертов автобус или как-то.
Не тех автобусов не бывает. Для тебя, во всяком случае.
Ну а как мне, к черту, знать, где сходить? И где я окажусь, когда сойду?
Тебе скажут.
Он уставился в землю. Не, произнес он. У меня нипочем не получится. Потеряюсь и никогда больше не вернусь домой. Он потряс головой. Не знаю, Сат. Кажется, будто все, за что ни возьмусь. Чем бы ни занялся, без разницы. Просто все, к чему прикасаюсь, превращается в дерьмо.
У тебя какие-нибудь деньги есть?
Ни дайма ломаного.
Куда ж ты дел те, которые нагреб?
Потратил, само собой.
Можно на поезд сесть.
А они что, денег не берут?
Можно зайцем. Залезаешь в пустой вагон на сортировке. Могу тебе несколько долларов дать.
Поезд, сказал Хэррогейт, переводя взгляд вдаль на ручей.