Саттри

Потасовка плеснула в стенку женского туалета, и вся конструкция застонала и рыскнула. Саттри увидел, как назад дернулась голова и вмяла в стенную панель очертания треснувшей тарелки. Кто-то прижал старину в углу, пытаясь остановить кровь с уха носовыми платками, а тот готов был надрать своему медбрату задницу, лишь бы поскорее вернуться в гущу. Шлепал по руке, ухаживавшей за ним, отталкивал ее, а ухо у него болталось полуоторванное. Вышибала прокладывал путь, как жнец, сквозь толпу под стенкой, расплющивая людей оплеухами. Когда дошел до Маккалли, тот жестко двинул его в челюсть. Вышибала попятился, и встряхнул головой, и снова надвинулся, и размахнулся оплеухой. О бок головы Маккалли она ударилась с мерзким звуком. Маккалли замахнулся опять и попал вышибале в лицо. Полетела кровь. Вышибала отпал назад и пришел в себя. Оба готовились кинуться друг на друга вновь, когда колени у Маккалли не выдержали, и он рухнул на них прямо в стекло и кровь. Вышибала двинулся дальше, пробираясь к Кэллахэну. За ним появился человек, таща полотер.

Тяжелый аппарат, приподнять его он мог, только с натугой. Когда им попало по вышибале, тот исчез.

Саттри попробовал добраться до стены, но поперек его глаз пришлась тяжелая рука. Он развернулся. Теперь окружен чужими. Поблизости вымыло человека с полотером. Аппарат, дрожа, поднялся над толпой. И обрушился он на голову не чью-нибудь, а Саттри.

Он почувствовал, как трещат позвонки у него в шее. Зала и все в ней побелели, как в полдень. Глаза у него закатились, а кишки не выдержали. Отчетливо услышал, как его по имени зовет мать.

Он стоял, сомкнув колени, руки у него болтались, а кровь заливала глаза. Видеть не мог. Он сказал: Не падай.

Покачнулся. Сделал шажок, через силу парируя. Поджидала его не чернота ничто, а мерзкая ведьма с обнажившимся в улыбке деснами, и ни мадонны желанья там не было, ни матери вечного присутствия за темным дождем с фонарями против ночи, мягко раздвоенная напудренная грудь и хрупкие ключичные косточки, алебастровые над богатым бархатом ее наряда. Старая карга покачивалась, словно б насмехаясь над ним. Что за мужчина такой трус, что предпочтет не пасть, но вечно колебаться?

Рухнул он, как зомби, в кавардаке и свистопляске, лицо его ссочилось, глаза – как тарелки от громадности боли в недрах позади них. Пока он полз по полу, кто-то наступил ему на руку. Попытался снова встать, но зала собралась в тоннель, вдоль которого он продолжал свое паденье. Он не знал, что с ним произошло, и глаза ему заливало кровью. Подумал, что его подстрелили, и твердил себе, что ущерб этот можно устранить, если только больше ничего с ним не стрясется, милый боженька, убраться из этого места навсегда.

Он подтянулся вверх по качавшейся стене и попробовал увидеть. Весь этот неистовый бедлам перед ним, казалось, сбросил темп, и всякое вихрившееся лицо отплывало совершенным параллаксом, словно сдвоенные воины и наставники их, зала, полная враждебных и одержимых сиамских близнецов. Аххх, произнес Саттри. Пробираясь к двери, он со слабым нахлывом того сказочного чувства из детских изумлений осознал, что лицо, которое миновал он, с распахнутыми глазами у бока опрокинутого стола, было мертвым. Кто-то шедший с ним увидел, что он увидел. Пиздец ужасно, сказал он. У Саттри кровь текла из ушей, и хорошо он не расслышал, но тоже так считал. Они ковыляли дальше, как про́клятые с равнин Гоморры. Не успели дойти до двери, как кто-то стукнул его по голове бутылкой.

Должно быть, после он попался еще кому-то в руки, ибо, когда пришел в себя в больнице, у него был сломан палец, три сломанных ребра, полный рот расшатанных зубов, а одного недоставало. Он попробовал шевельнуться, но зазубренные концы костей у него в груди были как ножницы. В голове бухало, а зрение как-то перекосилось, и он смутно изумлялся, что вообще жив, и не был уверен, что оно того стоит. Возвел глаза и ощутил, как на лбу трескается корка крови. Один за другим восходили огоньки, и немного погодя он сообразил, что это лампочки на потолке в коридоре, а периодический скрип – ролик каталки, которая его везла. В неотложке было полно кровоточивших людей. Запекшиеся бойцы с изуродованными головами. За всеми присматривали орды полиции. Саттри покатили дальше. Неся его страдальческие кости в их лодке из плоти. Туда, где во тьме ждут дроги мертвых. Быть может, в итоге все-таки гнев господень.

Ряд за рядом друзья наблюдали за его перемещеньем, и махали ему пальцами, и перешептывались. Кто б говорил о неполадках в душе и вестях ночи. Когда ты просил о лавке сердечного аптекаря, мы думали, ты безумен. Мы видели, как тебя спустили в оплот мозгохирурга, глубоко в подвале, под уровнем улицы. Где пилы пели в колотых черепах, а из воздушного колодца в переулке дуло влажной костной мукой. Там в синем лунном свете в кузов грузили серую трупиню. Кузов отъехал в ночь. Рогатые менестрели, танцующие песики в наряде арлекинов ковыляли вслед.