Сатурналии

На ювелирном рынке продавались отнюдь не только ювелирные изделия, но все товары, выставлявшиеся здесь, были дорогими предметами роскоши: шелка, благовония, редкие вазы, мебель изысканной работы и множество всякого другого, чего я не мог себе позволить. Здешние торговцы вели дела не в крошечных палатках и ларьках, которые ставились и убирались каждый день. Ювелирный рынок располагался в просторном тенистом портике, где торговцы могли показывать товары богатым покупателям с любезной непринужденностью. Продавцы с грубыми голосами не кричали здесь о своем товаре, и даже большинство элегантных женщин могли вылезти из носилок и неспешно пройти через огромную аркаду, выбирая покупки и не опасаясь, что их толкнут или им придется оказаться рядом с кем-то немытым. Великолепный портик принадлежал государству, и торговцы обеспечивали себе завидные удобства, регулярно выплачивая пошлину, малая часть которой обычно прилипала к пальцам эдилов.

Мурену нынче утром легко было заметить в довольно жидкой толпе. Как курульный эдил, он имел право носить тогу с пурпурной каймой, и когда я на него наткнулся, он разговаривал с сирийцем, выставившим ослепительный ассортимент золотых цепей – от тонких, как волос, предназначенных для шейки женщины, до цепей из массивных звеньев, подходящих для того, чтобы заковать в них пленного царя.

«Без сомнения, – подумал я, – Мурена выжмет еще несколько взяток, прежде чем сдаст свое курульное кресло и снимет тогу-претексту».

– Могу я на мгновение отвлечь тебя, эдил? – спросил я этого человека.

Гай Лициний повернулся, улыбаясь. Он был на несколько лет старше меня и отличался обаятельно уродливым лицом.

– Чем я могу тебе помочь, сенатор?

Я отбарабанил обычные представления и в нескольких словах объяснил суть своей миссии.

– Ведя расследование, касающееся возможных продавцов яда, я наткнулся на имя Гармодии – у этой женщины из племени марсов была палатка под аркой цирка Фламиния. Ее нашли убитой утром девятого ноября. Ночной сторож из цирка доложил в храме Цереры об убийстве, и ты отправился, чтобы расследовать этот случай. По возвращении ты продиктовал секретарю отчет, который был зарегистрирован. Пока все правильно?

– Я помню этот случай. Да, что касается моей роли в нем, – все верно. А почему та женщина имеет значение?

– Я располагаю вескими доказательствами того, что женщина продала яд, использовавшийся для убийства, которое я расследую. И я считаю, что ее убили, дабы заставить молчать.

– Такие люди пользуются дурной славой. Город стал бы лучше, если б их выгнали вон.

– Возможно. А теперь, – продолжал я, переходя к сути дела, – примерно два или три дня после убийства ты послал раба в храм Цереры, чтобы тот доставил твой отчет о смерти женщины на рассмотрение городского претора, верно?

Мурена нахмурился.

– Нет, не посылал.

– Как не посылал?

Еще один неожиданный поворот в деле, и без того изобилующем ими.

– Это же был последний месяц года на официальных должностях, и суды были крайне заняты. Никто не интересовался мертвой женщиной с гор, – объяснил Лициний.

– Однако отчет исчез.

– Значит, его неправильно зарегистрировали, как часто случается в храме, или же раб по ошибке взял его вместо другого, что тоже довольно обычный случай.

– Возможно. А ты не мог бы изложить мне суть твоего отчета? Это может иметь отношение не только к убийству, но и к причине его исчезновения.

– Некомпетентность не нуждается в причинах, сенатор Метелл, – заметил Мурена.

– Глубокое замечание. И все-таки, если ты меня ублажишь…

– Очень хорошо. Дай подумать… – Некоторое время мой собеседник сосредоточенно вспоминал. – Это произошло несколько недель назад, да и случай был пустяковым, поэтому, пожалуйста, будь снисходителен, если моей памяти не хватит обычной остроты.

– Само собой, разумеется. В конце концов, это всего лишь убийство.

То была довольно честная оценка убийств, случавшихся в Риме в те дни – во всяком случае, если убивали незначительную персону. Однако в тот момент я почувствовал легкое сожаление из-за смерти Гармодии. Она была продавщицей ядов, и Аристон был не менее презренной особой. Насколько я мог судить, их убийства послужили лишь помехой для моего расследования. Как, конечно, и было задумано.

– Об убийстве сообщил некто Ургул… – продолжил Гай Лициний.

– Я разговаривал с ним, – кивнул я.

– Значит, ты знаешь, при каких обстоятельствах ее нашли и позвали меня. Я отправился к Фламинию и обнаружил тело довольно плотной женщины лет тридцати-сорока, лежащее в большой луже крови. Причиной смерти послужила глубокая ножевая рана на горле, почти отделившая голову. Опрос не выявил свидетелей происшествия, случившегося несколькими часами раньше, судя по состоянию тела.

– Какие-нибудь другие раны были? – спросил я. – Ургул в этом сомневался.

– Пока я задавал вопросы, женщины из племени марсов приготовили ее к перевозке домой, чтобы похоронить там. Они сняли с нее окровавленное платье, омыли тело и завернули в саван. Я не видел других ран, но, полагаю, если б ее стукнули по затылку дубинкой, не осталось бы никаких видимых следов удара.