Савитри

А тот великий наблюдатель и созидатель Разума

Нам представлялся лишь посланником чего-то наполовину видимого,

Покровом, что висит между душой и Светом,

Каким-то идолом, а не живущим телом Бога.

130. И даже дух безмолвный, глядящий на свои дела,

Предстал каким-то бледным ликом Непознаваемого;

Обширная всевидящяя Сущность казалась просто тенью,

Её спокойствие освободительное и недвижное -

Пустым отходом от существа, живущего во Времени,

135. А не её собственным ви́дением Вечности.

Там был покой глубокий, но не было невыразимой Силы:

И не было там нашей доброй и могучей Матери,

Которая к своей груди сбирает жизни своих детей,

И рук Её, сжимающих весь мир в своих объятиях

140. В бездонном восхищении Бесконечного, не ощущалось,

Блаженства не было — прекрасного зерна творения -

Страстности чистой экстаза Бога, смеющегося

В ярком пламени сердца Любви бескрайней.

Ответить на вопросы Ашвапати должен Дух,

145. Который больше был Существа Разума.

Ибо здесь не было ни путеводной нити, ни верного пути;

Ведущие наверх тропинки исчезли в неизвестном направлении;

Виденье творческое сотворило Запредельное

С противоречащими образами и несовместимыми оттенками;

150. Частичный опыт Целое на части раздробил.

Он посмотрел наверх — там было тихо и пустынно:

Сапфирный небесный свод абстрактной Мысли

Растаял в Пустоте бесформенной.

Он вниз взглянул — безмолвие и темнота царили там.

155. Посередине слышался шум мысли и молитвы,

Борьбы, труда без остановки, без конца;

Невежественный тщетный поиск возвысил голос свой.

Какой-то шепот, шум от движения, зов чей-то,

Бесчисленные крики — пена звуков

160. Катилась непрестанно по волнам океана Жизни

Вдоль побережий смертного Невежества.

Там на груди этой огромной, неуравновешенной

Идеи, формы, существа и силы, как волны, набегая друг на друга,

Толкались ради впечатлений и верховенства:

165. Всплывали и тонули, и опять во Времени всплывали;

На самом дне бессонной этой суеты

Небытие — родитель рвущихся наверх миров,

Творящая и разрушающая Смерть, мистическая Пустота, -

Небытие, которое поддерживает вечно даже неразумный крик

170. И вечно не впускает божественное Слово,

Недвижное и отвергающее и вопросы, и ответы,

Покоилось под этим развитием событий и голосами этими

Немою неопределенностью смутного Бессознательного.

Две тверди — небо света и небо темноты

175. Определили пределы для прогулки духа;

Он скрыто выдвинулся из бесконечья Существа

В мир преходящих событий и существ,

Где должно умирать, чтоб жить, и жить, чтоб умирать.

Бессмертный через возрожденье после смерти

180. Блуждал дух по спирали своих деяний

Или бесцельно бегал кругами своей мысли,

При этом оставаясь тем же самым изначальным существом

И зная ровно столько же, сколько в самом начале знал.

Быть было здесь тюрьмой, а умирание — спасением.

Конец Песни тринадцатой

Песнь четырнадцатая ДУША МИРА

Стремление Ашвапати привело к ответу, скрытому таинственной вуалью.

На заднем плане пространства Разума, мерцающем вдали,

Виднелся шахтный ствол — его зев пламенеющий разверстый;

Казался он воротами в приют уединения, в котором созерцают радость,

5. Каким-то входом в некую мистерию, в обитель тайную.

Из этого поверхностного и вечно озабоченного мира

Дорога уводила в недра к неизвестному, к источнику,

В туннель, связующий с глубинами Всевышнего.

Она нырнула вниз мистическим ручьем надежды

10. Сквозь множество слоев бесформенного и немого «я»,

Чтоб в этом сердце мира достигнуть максимальной глубины,

Чтобы оттуда хлынул бессловесный зов,

Просящий Разум, пока ещё невосприимчивый,

Зов, выражающий незримое и страстное желание.

15. Свет шахты был как будто бы перстом какой-то тайны, манящей внутрь,

Перстом, пронзившим атмосферу этих недр хрустально чистую,

Чтоб обратиться к Ашвапати из некой близкой потаённой глубины:

Как если бы послание от скрытой души мира

И импульс радости там притаившейся,

20. Излившийся из чаши погруженного в раздумья счастья,

Мерцали в зеве этой шахты, украдкой продвигая в Разум

Света восторг безмолвный и трепещущий,

Изысканность и страсть огня, похожего на розу.

Как тот, кого манит приют духовный, некогда утраченный,

25. И тот, кто ныне ощущает близость ожидающей любви,

Вошел он, звуками таинственными привлекаемый,

В зев тот неясный и дрожащий,

Который сразу же объял его и спрятал от погони дня и ночи.

Возник какой-то голос приглушенный, многозвучный -

30. Все звуки следовали друг за другом и в то же время повторялись.

Зов этот к наслажденью непредвиденному, тайный

В призывном голосе кого-то давно известного и горячо любимого,

Но имя чьё, уж, позабыто умом непомнящим,

Вёл сердце праздное к восторгу и экстазу.

35. Бессмертный зов очаровал плененный слух.

Затем, звучание мистерии властительной снижая,

Он стих до шепота, звучащего вокруг души.

Казался он томленьем пылким одинокой флейты,

Чей звук струится по берегам воспоминаний,

40. Слезами страстной радости глаза переполняя.

Он оттенял безлунную ночную тишину назойливой мелодией,

Похожей на щелчки сверчка с его высокой односложной нотой,

И бил по нервам мистического сна

Своим настойчивым магическим сигналом к пробужденью.