45. Звук мягкий, как у колокольчиков ножных браслетов,
Наполнил серебром дороги сердца уединенного;
И танец этот скрасил одиночество непреходящее:
Забытая, оставшаяся в прошлом, сладость пришла с рыданиями радости.
Звук временами представлялся доносящимся издалека
50. Позвякиванием мерным мелодичным каравана длинного
Шагающих верблюдов иль гимном безбрежья леса,
Торжественным напоминанием, идущим от храмового гонга,
Гудением пчел, которые напились меда в полях, залитых солнцем,
В страстном экстазе полуденного лета,
55. Иль отдаленным гулом странствующих волн морских.
В дрожащем воздухе разлился фимиам,
В груди затрепетало мистическое счастье,
Как если бы невидимый Возлюбленный пришел,
И проявилось вдруг очарование Его лица,
60. И радостные руки прикоснулись к ногам искателя,
И изменился мир от красоты Его улыбки.
Так Ашвапати оказался в царстве удивительном бесплотных тел:
То было обиталище чувств интенсивных без наименований и голосов.
Здесь ощутил он глубину, что удовлетворяла высоте любой,
65. И обнаружил тот укромный уголок, который все миры мог заключать в себе,
То место, что являлось средоточием сознательным Пространства,
Коротким промежутком вечности в сердце у Времени.
Безмолвная Душа этого мира там пребывала:
Там пребывало Существо — Присутствие и Сила -
70. Одна особенная Ипостась, которая была собою и всем на свете,
Которая лелеяла Природы милые и сопряженные с опасностью пульсации,
Преобразуя их в чистейшие небесные биения.
Та Ипостась, которая могла любить любовью безответной,
Встречая наихудшее и обращая это самое плохое в наилучшее,
75. Та самая, что исцеляла горькую безжалостность земли,
Преобразуя всякий опыт в наслаждение;
Она качала колыбель вселенского Дитя,
В плачевные пути рожденья вмешиваясь,
И унимала слёзы руками радости;
80. Она зло приводила к потаённому добру
И ложь, в себе уверенную, обращала в радостную правду;
И её силой стало обнаружение божественности.
Разума Бога сверстница и безграничная, -
Она внутри себя несёт и яркий свет, и семя:
85. То семя, которое вновь порождает Вечного,
Тот яркий свет, который отменяет в смертных смерть.
Всё стало ко всему родным и сущностным, и близким,
И близость Бога была везде;
Не ощущалось ни завесы, ни грубого инертного барьера,
90. И Время не могло здесь изменить, и расстояние — разделить.
В глубинах духа горело пламя страсти,
И все сердца объединяло неизменное прикосновенье благоденствия,
Пульс одного блаженства от поклонения единого
В небесной выси неумирающей любви.
95. Во всём здесь пребывающее внутреннее счастье
И ощущение космических гармоний,
Неизмеримая и полная покоя вечность
Добра и радости, и красоты, и истины соединились воедино.
Здесь было бьющее ключами сердце конечной жизни;
100. Здесь дух, лишенный формы, стал душою формы.
Всё было здесь душой иль сделано лишь только из вещества души;
Непостижимая земля души была укрыта небесами этой же души.
Всё познавалось здесь духовным чувством:
Здесь не присутствовала мысль, и только собственное знание — одно оно
105. Овладевало всем при помощи отождествления, побуждаемого духом,
При помощи родства душ «я» с другими «я»,
Прикосновения сознания к сознанию
И взгляда существа на существо с вниманием глубочайшим,
И сердца обнаженного, открытого к другому сердцу без стен словесных,
110. Единодушия разумов, способных видеть в мириадах форм
Свет изливающий единства с Богом.
Здесь не присутствовала жизнь, но сила страстная,
Наичистейшая и глубочайшая,
Осознавалась и ощущалась как тонкая духовная энергия,
115. Что с трепетом передавалась от души к внимающей душе,
Воспринималась как влияние сокрытое, движение мистическое,
Свободное, счастливое и интенсивное сближение
Существ любых без масок и проверок.
Без этой силы не смогла бы никогда существовать жизнь и любовь.
120. Те́ла здесь тоже не было, ибо тела́ здесь не нужны,
Душа сама была своею собственной бессмертной формой,
Способной в одночасье ощущать связь с душами другими
Теснейшую, конкретную, блаженную, невероятно истинную.
Как тот, кто продвигается во сне сквозь ясные виде́ния
125. И истинную значимость всех этих внешних форм осознает,
Здесь, где реальность стала своим собственным виде́нием,
Осознавал явления Ашвапати по их душе, а не по наблюдаемому образу:
Как тот, кто долго жил в любви единым существом с другими,
И не нуждался ни в словах, ни в знаках при контактах сердца с сердцем,
130. Общался он безмолвно со всеми существами,
Не скрытыми материальной оболочкой.
То было место обитания самой души:
Очарование озёр, ручьев и красота холмов собой являли
Текучесть и неподвижность душевного пространства,
135. Равнины и долины — разнообразные участки радости души,
Сады, что были духа цветочными полянами,
Здесь представляли медитации о мечтаниях звонких,
А воздух был дыханием чистой бесконечности.
Благоухание блуждало разноцветной дымкой,
140. Как если б аромат и колорит цветов душистых
Смешали, чтобы повторить божественную атмосферу.
Взывая не к глазам, а лишь к душе,
Как в доме собственном, жила здесь красота.
Всё было здесь прекрасно по праву собственному
145. И не нуждалось в одеждах пышных.
Все формы были похожи на тела Богов -