Савмак. Пенталогия (СИ)

  На ежегодной выборной экклесии, наряду с прочими коллегиями, херсонеситы выбирали из числа самых достойных и пользующихся доверием граждан сто судей-гелиастов. Затем новоизбранные судьи шли в дикастерий и разделялись там на десятки, вытягивая из глубокого кувшина черепки с нарисованными тушью (чтоб нельзя было определить наощупь) буквами от альфы до каппы. С началом нового года все новоизбранные судьи утром сходились на агору и жрец Зевса и Херсонаса (этих богов обслуживали одни и те же жрецы), после жертвоприношения и молитвы, посредством такого же слепого жребия публично определял перед входом в дикастерий какая десятка гелиастов будет судить в этот день (все дела в эллинских судах разбирались и решались, как правило, за один день). Выбранная жребием десятка судей (если кто-либо из их числа отсутствовал по болезни или иной уважительной причине, суд проходил в усечённом составе) отправлялась заседать в дикастерий, а остальные расходились по своим делам. Во избежание того, чтобы одному и тому же десятку судей жребий не выпадал подряд, в следующие пять дней черепок с их буквой в жребии не участвовал. Таким образом, участники судебных тяжб не знали заранее, кто из гелиастов будет их судить и не могли повлиять на их решение посредством подкупа, и всё решалось в честном и открытом состязании сторон. Выступать перед гелиэей с речами, представлять свидетелей и доказательства своей правоты истцы и ответчики обязаны были лично, но большинство из них, не надеясь в столь важном деле только на себя, заучивали речи, написанные для них поднаторевшими в подобных делах знатоками законов и ораторского искусства.

  Как и его коллеги, в хорошую погоду Минний расспрашивал доверившихся ему клиентов и их свидетелей о подробностях дела, быстро делая краткие пометки деревянным стилем на покрытой воском складной дощечке, под одним из окружавших агору портиков, а если день был ненастным, укрывался с ними под вместительными сводами центральных терм или гимнасия. Затем, наскоро перекусив, он возвращался в дом Гераклида и на основании сделанных заметок сочинял у себя в комнате развёрнутые судебные речи, пока кто-нибудь из домашних рабов не звал его в вечерних сумерках, когда возвращались домой Гераклид и Агасикл, на обед. (Богатые эллины, не занятые физическим трудом в своих мастерских, обычно уходили из дому на целый день и обедали уже в вечерних сумерках, нередко в компании нескольких родственников и друзей).

  Узнав, что Минний, столь рьяно и инициативно начавший работать в его интересах, нуждается в помощнике с хорошим почерком (его Лаг был, увы, неграмотен) для перенесения сочиняемых им речей с восковых табличек на папирус, Гераклид предоставил в его распоряжение молодого вольноотпущенника Актеона, сопровождавшего Агасикла на школьные занятия и научившегося читать, писать и считать лучше, чем его молодой хозяин.

  С первых же дней Миннию стало ясно, что красивая вольноотпущенница Тирсения была не просто искусной поварихой, но полновластной хозяйкой в доме Гераклида. Когда-то она была куплена в качестве кормилицы и няньки старшей дочери Гераклида, а после кончины его болезненной супруги более десяти лет назад, заменила его детям мать, а ему самому жену. И поглядывая украдкой на её миловидное, всегда приветливо улыбающееся гостям лицо (у неё была очень красивая улыбка), роскошные груди, бёдра и ягодицы, Минний прекрасно понимал Гераклида, решившего после смерти жены, успевшей родить ему четырёх законных детей, остаться вдовцом. Через несколько лет Гераклид дал вольную Тирсении и прижитым с нею детям. 23-летний слуга Агасикла Актеон был сыном Гераклида и Тирсении, а 17-летняя Биона - любимая служанка и подруга Агафоклеи - их дочерью.

  Как-то Минния перехватил у входа в бани Невмений. Попросив помочь одному своему другу в свалившемся ему на голову судебном деле, он увлёк его со своей компанией в свободную ванную комнату. Записав со слов невмениева друга суть дела, Минний собрался уходить, но Невмений уговорил его раздеться и сесть к нему в ванну, чтобы немного поболтать по-приятельски за кубком вина. Одна из сидевших в обнимку с Невмением грудастых, задастых банных рабынь, почувствовав под водой его толчок, тотчас передвинулась, всколыхнув в широкой мраморной чаше высокую волну, к севшему напротив Миннию.

  - Так куда это ты так торопишься, Минний, что отказываешься провести несколько приятных минут в компании старых друзей? - поинтересовался Невмений, сжимая пальцами правой руки тонкую ножку бронзового канфара, а пальцами левой небрежно тиская выпиравшую из воды дынеподобную грудь своей игриво похохатывавшей подруги. - Не к Тирсении ли? Признайся, ты уже успел отведать её перезрелых прелестей, а?

  Минний сделал большой глоток из своего канфара и пожал плечами:

  - С чего ты взял? Она ведь, кажется, греет ложе твоего отца?