Савмак. Пенталогия (СИ)

  Агел выдернул из береговой гальки небольшой трехлапый железный якорь и кинул его на дно баркаса, а Минний отправил туда же свой петас. Затем Агел, Лаг и Минний, упёршись руками в задранный нос баркаса, общими усилиями столкнули его с мокрой гальки в воду, после чего Минний подхватил на руки неуклюже топтавшегося у него за спиной хрупкого юношу, боявшегося замочить дорогие, обшитые серебром скифики, и легко забросил его на нос лодки. Затем Минний и Лаг разом заскочили с двух сторон на пляшущий на волнах баркас и стали прилаживать в уключинах вёсла. Зайдя по пояс в холодную воду, Агел развернул баркас носом навстречу волнам, дождался, когда Минний и его раб сели за вёсла, толкнул его от берега и, подтянувшись на руках, ловко запрыгнул на корму, словно всадник на норовистого коня. Минний и Лаг тотчас стали энергично загребать, стараясь увести баркас от берега, к которому его сносила на пару с ветром прибойная волна. Достав из кормового ящика такой же, как у него, водонепроницаемый плащ отца из пропитанной гусиным жиром воловьей кожи, который собирался отдать Миннию, Агел кинул его юнцу, жалко скукожившемуся на обдаваемом фонтанами брызг носу баркаса.

  - Эй, малый, лови!.. Прикройся, а то промокнешь!

  Едва не упустив за борт подхваченный ветром плащ, юноша одарил примостившегося возле рулевого весла рыбака благодарной улыбкой и с радостью воспользовался его подарком.

  Повинуясь слаженной работе гребцов, лодка медленно, но верно продвигалась из бухты в открытое море.

  Умело и неутомимо орудуя вёслами на ближней к носу скамье и время от времени поглядывая через плечо с едва заметной улыбкой на своего подопечного, с детским любопытством взиравшего из-под уютного капюшона то на разрезаемые выгнутым, как туго натянутый лук, носом баркаса водяные валы, то на метавшихся с тревожными криками в мрачном небе чаек, то на медленно проплывавшие справа отвесные, слоистые, обсиженные царственно невозмутимыми бакланами скалы, увенчанные серой зубчатой короной крепостной стены, Минний, чтоб скоротать время, по не раз выручавшей его в прежние времена привычке предался приятным воспоминаниям.

  За прошедший с его возвращения месяц он успел как следует обжиться и освоиться в родном городе и в доме приютившего его Гераклида.

  Вернувшись с Дельфом из усадьбы Мемнона, он, как и обещал, устроил для старых друзей пирушку в одной из портовых харчевен, не пожалев денег ни на хорошую еду, ни на вино, ни на искусных танцовщиц и флейтисток. Все были искренне рады возвращению Минния, бывшего некогда в их подростковой и юношеской компании одним из главных заводил.

  Поскольку дело шло к зиме, когда учителя, всегда проводившие занятия с детьми и юношами под открытым небом либо под портиками, распускали своих учеников до наступления тёплых весенних дней, Минний не торопился с поиском собственных учеников. Хранившихся в его сундуке пактиевых денег было вполне достаточно, чтоб спокойно дожить до весны ни в чём не нуждаясь, тем более, что Гераклид любезно отказался брать с него плату за проживание и столование в своём доме. Минний в ответ на это заявил о своей готовности оказывать Гераклиду и его друзьям всяческое содействие и помощь против клана Формиона на предстоящих в конце года перевыборах полисных властей. И уже очень скоро Гераклид узнал, что слово Минния не разошлось с делом.

  Каждое утро, после завтрака в компании Гераклида и Агасикла, Минний вместе со следовавшим за ним по пятам рабом отправлялся в город. Желая быть полезным своим согражданам, он присоединился к группе местных законников и риторов, предлагавших перед фасадом дикастерия свою помощь в составлении обвинительных и оправдательных речей участникам судебных тяжб. Но в отличие от своих коллег, он брал с клиентов за свои услуги вместо денег клятвенные обещания проголосовать на предстоящей вскоре выборной экклесии за Гераклида и его сторонников.

  Слухи об этом моментально облетели весь город, и вскоре угодившие в судебные жернова граждане сами потянулись к Миннию за бесплатной помощью. Не в силах помочь всем, он выбирал из них преимущественно бедняков, обиженных приспешниками Формиона. Другие риторы, зарабатывавшие на жизнь составлением судебных речей, сперва возмутились столь неординарным поведением новичка, и даже собирались привлечь его к суду, но когда увидели, что все богатые клиенты достаются по-прежнему им, передумали. В конце концов, если воскресший сын ритора Гераклия, выслуживаясь перед приютившим его в своём доме Гераклидом, решил помогать беднякам бесплатно - это его дело.