Савмак. Пенталогия (СИ)

  На земле алазонов, оседло живших у слияния Гипаниса и Донапра-Борисфена с морем, царский поезд сделал остановку напротив Ольвии, которую по договору с царём Скилуром оберегал от набегов враждебных западных племён полуторатысячный скифский гарнизон. Вся правящая верхушка города во главе с архонтом Никератом в тёмных жалобных одеждах переправилась на украшенных траурной кипарисовой зеленью кораблях через лиман и поднесла со слезами своему многолетнему покровителю и защитнику свои скромные прощальные дары. От лица городской общины Никерат поставил у ног покойника небольшую, богато отделанную золотом и перламутром шкатулку с сотней новеньких золотых статеров, с именем и чеканным профилем царя Скилура. Не в пример боспорским дарам, подношением ольвийцев сыновья Скилура остались весьма довольны.

  Обратная переправа с правого берега Донапра на левый опять заняла из-за женских кибиток большую часть дня, ставшего уже почти равным ночи. На следующий день царь двинулся от Серина в земли савдаритов, лежавшие в устье Донапра напротив земель исиаков и алазонов. Затем участники похоронного шествия двинулись в обход Гилеи - густого лесного массива в дельте вливавшегося в Эвксин тремя многоводными потоками Донапра, и в два дня добрались до Тафра.

  На 25-й день похода и за 13 дней до погребения Скилур вернулся в Южную Скифию.

   7

  Давно ожидаемая херсонеситами весть о том, что похоронная процессия царя Скилура, двигавшаяся от Тафра вдоль побережья некогда херсонесской, а ныне, увы, скифской Равнины, уже миновала Хаб и во второй половине дня будет в устье Напита, была привезена в город скифским гонцом на взмыленном коне пасмурным, ветреным осенним днём часа за три до полудня. Послал гонца известить сограждан о приближении к херсонесской границе скифского царя стратег Формион, проделавший с невесткой, внуком и всей своей скифской роднёй весь этот круговой, близившийся теперь к завершению путь вдоль границ Скифского царства.

  Большое посольство, коему надлежало отдать последнюю дань уважения могущественному союзнику и доброму соседу херсонеситов, было избрано полисным Советом ещё два дня назад, когда золотую колымагу царя Скилура заметили с посланного в дозор корабля у стен Керкинитиды. В него вошли по три представителя от каждой из 12-ти правящих полисом коллегий, главный секретарь Совета Дамасикл и 13 из 33-х так называемых эйсимнетов ("рассудительных") - граждан, избранных народом для контроля над магистратами и обсуждения предлагаемых народному собранию законов. Все они с утра собирались на агоре и в булевтерии, кутаясь от осенней непогоды в длинные гиматии тёмных траурных тонов, и ждали только вестника от Формиона (о чём с ним было условлено ещё месяц назад - при его спешном отъезде с невесткой-царевной и внуком в Неаполь Скифский сразу по получении известия о смерти царя Скилура), чтобы без промедления отплыть к скифской границе.

  Помимо этих 50-ти членов официальной делегации, которая должна была вручить отошедшему в вечность владыке скифов от имени полиса три специально изготовленных по такому случаю лучшим херсонесским ювелиром золотых венка - лавровый, миртовый и сельдереевый - с опустевшей средь бела дня агоры повалила в гавань густая толпа народа, шествовавшая за послами в чинном молчании, будто провожала их не к расположенной в двух часах морского пути скифской границе, а в далёкое и опасное плавание куда-нибудь на неведомый край Ойкумены. Сам жрец-басилей Гиппоклид, которому, как номинальному главе государства, не дозволялось покидать его пределы, прежде чем послы отправились в путь, принёс жертвы на алтаре Зевса-Херсонаса в центре агоры и помолился об успехе их миссии. Затем послы и все, кто был в этот час на агоре, двинулись через центральный теменос, где принесли жертвы и молитвы Деве и Посейдону, в гавань. Не остались без подношений и Навархида с Гермесом возле Портовых ворот.

  Помимо официальных делегатов, ещё сотни полторы их родных и друзей - вся херсонесская олигархическая элита - решили отправиться с ними к устью Напита, чтобы поглядеть собственными глазами на мёртвого скифского царя и всех его многочисленных жён, дочерей и сыновей - ведь такое зрелище увидишь не часто! Две из четырёх имевшихся у Херсонеса стареньких военных триер, с носа до кормы увешанные траурными кипарисовыми гирляндами и венками, ждали их у центрального причала напротив Портовых ворот. Шесть сотен херсонесских рыбаков и освободившихся с торговых кораблей к концу навигации моряков, сидели на скамьях гребцов, опустив в сине-зелёную воду длинные вёсла.

  На причалах единая в тесноте городских улиц делегация естественным образом разделилась: младшие братья Формиона с сыновьями и многочисленными приспешниками поднялись на борт одной триеры, Гераклид с обоими сыновьями, зятем Мегаклом, будущим зятем Каллиадом, друзьями и сторонниками - оказались на палубе другой.