Главк прекрасно его понимал: ему и самому страсть как хотелось развеять скуку мирной жизни хорошей войной. Он тотчас предложил потребовать на расправу не одного лишь купца Полимеда, а всех троих послов.
- Тогда они наверняка откажут. Попробуют торговаться, - пояснил свою мысль Главк.
- А если всё же выдадут, то с купчишки мы сдерём с живого шкуру, Оронтона уговорим перейти с сатавками на нашу сторону, а Лесподия заставим открыть нам ворота Феодосии, - тут же наметил план дальнейших действий Палак, вообразив себя Александром, делающим первые шаги на пути великих свершений. - Умница, Главк! Так и сделаем! И вот ещё что... Если Перисад скажет "нет", захвати мне на обратном пути несколько боспорских пленников - для Ария.
Выпив по чаше вина за успех задуманного дела, Палак сам проводил своего посла из шатра до коня, обнял, прижавшись щеками, и сказал, что ждёт его назад как можно скорее.
Перескакивая время от времени на ходу на заводных коней, Главк с Ториксаком и охранной сотней гнали с таким расчётом, чтобы домчать до захода солнца до Длинной стены. Молодой сатавк, посланный сотником боспорской пограничной стражи, поспел туда часом раньше, так что Главка у ворот Длинной стены встретили, как дорогого гостя. Лохаг Посий, командовавший расквартированным здесь конным отрядом в отсутствие гиппарха Горгиппа, без колебаний разрешил сотне сайев и двум сотням их утомлённых коней расположиться на ночлег в полупустом лагере боспорской конницы. В качестве ответного жеста, Главк пригласил обоих лохагов (конницы и пехоты) и восьмерых подчинённых им гекатонтархов в ксенон Пандора, видневшийся слева у дороги в полустадие восточнее армейских лагерей, - выпить за встречу, за нового владыку скифов Палака - большого друга боспорцев, и за вечный, нерушимый союз двух царей - Перисада и Палака.
Ксенон Пандора, ворота которого были гостеприимно раскрыты в любое время дня и ночи для всех, кто имел деньги, представлял собой не столько постоялый двор, сколько дикастерий, комнатки которого, прозванные обитателями соседних казарм "ящиками Пандора", как ульи пчёлами, были наполнены шлюхами, без которых не мог обойтись ни один военный лагерь. По дороге туда Главк сообщил шедшим пешком рядом с его конём в предвкушении обильной дармовой выпивки гекатонтархам, что из-за траура по Скилуру он и его воины сорок дней не прикасались к женщинам. Поэтому первым делом он потребовал от своего доброго приятеля Пандора, встречавшего дорогих гостей с распростёртыми объятиями и умильной улыбкой перед воротами, выставить напоказ во дворе всех его "кобылок". И хотя многие из них, причём самые лучшие, были сейчас в скифском Неаполе, оголодавший за 40 дней Главк был теперь не в том состоянии, чтобы "перебирать харчами". Главк, сопровождавший его сотник Ториксак, лохаги и гекатонтархи отобрали себе наиболее приглянувшихся "подруг" (остальных Главк отослал в лагерь конницы к своим изголодавшимся по сладкому бабьему мясу сайям) и устроили в трапезной разгульную пьяную оргию на всю долгую осеннюю ночь. Дольше всех продержался Ториксак, не успокоившийся, пока не изъездил "в хвост и в гриву" все двенадцать "кобылиц", и провалившийся в сон лишь под утро, когда в курятнике пропели уже третьи петухи...
Когда Главк, щедро расплатившись за всю компанию с Пандором, выехал вместе с Ториксаком за ворота постоялого двора к терпеливо ждавшей на обочине под стеною сотне, утро давно миновало. Начавшийся ночью дождь продолжал моросить с беспросветного серого неба тонкими, как паутина, струями. Хотя до Пантикапея было уже рукой подать, Главк и Ториксак, дабы освежить затуманенные винными парами головы, взяли с места резвым галопом.