Савмак. Пенталогия (СИ)

  Палак, сменивший боевой доспех на золотые царские одежды и священную тиару, вышел в сопровождении Иненсимея и молодых друзей из дома и неспешно прошествовал вслед за несущим бунчук Тинкасом через опустошенный сад к кострищу, вокруг которого уже толпилось в ожидании торжественной церемонии почти всё войско. Сопровождавшие войско жрецы стали подводить к царю предназначенных в жертву Папаю быков, рога которых украшали сплетённые из жёлтых осенних цветов венки. Посыпав им темя щепотками муки и соли и полив вином из золотых чаш, Палак быстро затягивал на их выях удавку, громко прося владыку Неба ниспослать ему в обмен на этот дар добрый совет. После того как жертва переставала дышать и трепыхаться, мускулистые телохранители царя подхватывали её за рога, ноги и хвост и втаскивали на кострище. Следом за быками Палак принёс точно также десяток добрых коней в жертву Арию.

  После того как всё стадо заняло место на помосте, готовое к путешествию на Небо, Палак взял из рук старшего жреца смоляной факел и пошёл вокруг кострища, поджигая уложенные внизу тонкие, смазанные жиром ветки. Сырые дрова густо дымили и долго не хотели разгораться. Но мало-помалу раздуваемый струившимся с запада от Столовой горы ветерком огонь взял верх над влагой. По всей округе разнёсся щекочущий ноздри запах палёной шерсти и жареного мяса, слышимый, наверное, и за тысячу шагов в Феодосии. Через час жертвенные кони и быки перелетели с дымом на небесное пастбище, оставив на земле среди рдеющих в золе головешек лишь обугленные кости.

  - Палак думает, что Папай надоумит его, как одолеть боспорцев, - сказал с ухмылкой Марепсемис, возвращаясь вместе с братом Эминаком и сыновьями в свою усадьбу.

  - Как когда-то научил Иданфирса победить персов! - тотчас понял, на что намекает отец, средний сын Сурнак.

  - Да. Только двадцать бычков и коней - это как-то бедновато. Иданфирс-то подарил Папаю вдесятеро больше! - напомнил с издёвкой Марепсемис, и все пятеро ехидно засмеялись.

  Но Марепсемис недооценил хитрость младшего брата. Задумав, по примеру Иданфирса, эту жертву, Палак про себя решил, что даже если, вопреки чаяниям, никто из небожителей так и не явится ему этой ночью с мудрым советом, он завтра объявит, что разговаривал во сне со Скилуром, и отец сказал ему, что доволен совершившейся местью за нанесенную ему боспорцами обиду. Это будет достойный для него выход из теперешней тупиковой ситуации...

  Когда пламя жертвенного костра стало затухать, Палак вернулся в дом и опять сменил с помощью двух молодых слуг, прислуживавших ему с детства (оба, как и писец Симах, были его незаконнорожденными братьями), золотую царскую одежду, обувь и тиару на более лёгкую и привычную домашнюю. Бережно свернув парадное царское облачение, слуги вынесли его во двор и спрятали под замок в большом, оббитом позолоченной бронзой дубовом сундуке, скрытом вместе со свёрнутым шатром и прочими царскими вещами в одной из стоявших там кибиток.

  Как всегда, куда бы ни направился царь, за ним, как табун за вожаком, всюду следовал гурт его друзей, выполнявших его поручения и развлекавших его своими разговорами. Пока царь переодевался, Дионисий, Главк и Симах о чём-то шептались у дальней стены. После того как слуга надел на царские стопы утеплённые бобровым мехом скифики и завязал над щиколотками ремешки, они, напустив на себя таинственный вид, приблизились и попросили о разговоре наедине.

  - Вы что придумали как завладеть Феодосией? - спросил полушутя Палак, немного удивлённый высказанной устами Главка просьбой, ведь обычно его друзья и советники делились своими мыслями в открытую. - Ну, пойдём...

  Позвав с собой Иненсимея, без совета с которым он не принимал важных решений, царь направился в левое крыло дома, где в одной из комнат была устроена царская спальня, освещённая через небольшое квадратное окно, открывающее вид на несуществующий теперь сад, за которым всё ещё вихрились, уплывая в сторону Феодосии, сизые дымные струи над прогоревшими остатками жертвенного костра. Несмотря на то, что ветер дул в другую сторону, в комнате стоял сильный приторный запах горелого мяса.

  - Надеюсь, Папаю и Арию придутся по вкусу мои дары, и завтра я буду знать, что мне делать дальше, - сказал Палак, устало плюхнувшись задом на расстеленную под окном поверх кипы овчин белую медвежью шкуру.

  - Садитесь, - Палак бросил с ложа вошедшим с ним в комнату советникам четыре подушки. - Ну, так что вы такое хотите мне сказать, чего не должны слышать уши остальных моих друзей?

  Вздохнув, Дионисий достал из висевшей на левом боку рядом с горитом обтянутой кожей деревянной тубы намотанный на чёрный самшитовый сердечник папирусный свиток.

  - Как хранитель царских богатств, я должен прежде всего думать о том, как их пополнить. Здесь, - Дионисий поднял свиток к правому виску, - я записал все расходы, понесенные царём за пятнадцать дней войны.