Они сели на пятки друг против друга перед пышущим жаром котелком, уперевшись спинами и затылками в толстые войлочные стены. Палак зачерпнул рукою из резного ковша горсть мокрого семени и бросил его в котелок. С зашипевших камней повалили клубы горячего душистого пара и вмиг заполнили всю палатку, оседая множеством горячих капелек на коже и волосах разомлевших купальщиков. Вслед за паром, как только камни перестали шипеть, из котелка повалил приторный дым. Стало трудно дышать...
Левкон не мог с уверенностью вспомнить, было ли то, что происходило с ним дальше, сном или явью. Ему привиделось, что его душа отделилась от тела, невесомо как дым взлетела под купол шатра и оттуда отстранённо наблюдала, как их с Палаком бесчувственные тела слуги вытаскивают из чёрной войлочной палатки, ставят на ноги, насухо обтирают длинными узорчатыми рушниками, одевают, обувают и выводят под руки из освещённого тусклым огоньком светильника шатра в сырую, холодную, могильную тьму...
Очнувшись, он почувствовал, что лежит на мягкой густой подстилке, утопая в ней спиной и ягодицами под весом распростёртой на нём женщины. И хотя всё вокруг по-прежнему было погружено в непроглядную тьму, Левкон ясно ощутил сладостное, возбуждающее прикосновение к животу и груди тёплой шелковистой женской кожи, уловил исходивший от неё такой знакомый, волнующий аромат роз, почувствовал на лице нежные прикосновения влажных женских губ и обрадовался, что душа его вновь воссоединилась с телом.
- Герея, любовь моя, - прошептал он, чуть слышно, и женщина тотчас закрыла его приоткрывшиеся в счастливой улыбке уста долгим ненасытным поцелуем. Затем он почувствовал, как женщина медленно сползает по нему вниз, покрывая нежными лобзаньями его шею, плечи, грудь, живот. И вот она уже ласкает нежными ладонями, мягкими губами и гибким кошачьим языком свою любимую игрушку, выросшую внизу его живота.
- Ах, Герея, - простонал он, желая положить ладонь ей на голову и не в силах шевельнуться.
Как вдруг, разорвав беззвучной молнией тьму, в прикрытых усталыми веками глазах его вспыхнул холодный свет, унеся его в тот далёкий, навсегда перевернувший всю его прежнюю жизнь и дальнейшую судьбу хмурый зимний день, когда он впервые увидел Герею...
3
Из двоих переживших милостью Атропос детские годы сыновей боспорского басилевса Перисада IV и его жены Арсинои, дочери понтийского царя Фарнака, старший - Перисад, появившийся на свет, когда шёл , вышел, в полном соответствии с*четвёртый год 155-й Олимпиады поговоркой про первый блин, явно неудачным. Чем старше он становился, тем явственнее проявлялись его лень, тупость, нежелание учиться, безволие и трусость, и тем очевиднее для обитателей царского дворца была его полная неспособность править страной. Единственное, что его с детства интересовало, это сладости, обжорство и петушиные бои, а после того как он вошёл в юношеский возраст, медовые напитки уступили место сладкому вину, а невинные ласки матери и нянек сменились похотливыми усладами с дворцовыми рабынями. Такой если и получит царскую власть, то всё равно её не удержит, и лишь приведёт государство к смутам и тяжким бедствиям.
(Примечание: в 157 г. до н. э.)
К счастью, другой сын Перисада и Арсинои, Левкон, родившийся через восемь лет после первого и через год после того, как Перисад унаследовал трон после смерти своего отца Перисада III, был ребёнком совсем иного склада. Резвый, смелый, смышлёный, с лёгкостью схватывающий школьные науки, никак не дававшиеся старшему брату, обожающий военные игры со сверстниками, он быстро стал любимцем отца и его властной матери, своей любимой бабушки - басилисы Камасарии. Когда Левкону исполнилось восемь лет, отец, при всеобщем одобрении, объявил его своим наследником в обход слабоумного старшего сына, чему тот был только рад, и с этого дня Левкона стали воспитывать и учить как будущего басилевса.
Учился Левкон охотно и с удовольствием, и с жадностью прочитывал описания сражений и войн, в особенности всё, что было связано с жизнью, походами и подвигами Александра Великого, мечтая, когда вырастет, завоевать, подобно ему, весь обитаемый мир со своими боспорцами и союзными им скифами. Таким сыном можно было гордиться, и это чувство к юному Левкону полностью разделял ближайший друг и главный советник Перисада IV Аргот - этнарх боспорских скифов-сатавков и второй супруг его матери - царицы Камасарии.