Савмак. Пенталогия (СИ)

  Сделав обязательную остановку возле гермы у Больших ворот, где Хрисалиск, Делиад и Аристон оставили подношения богу дорог, попросив у него благополучного пути, отряд порысил к Северным воротам, оттесняя на обочины попадавшиеся на дороге повозки, пеших и верховых клерухов. Узнав у ответственного за оборону Северной стены космета Мосхиона, что от посланных к Бику дозоров никаких тревожных сигналов не поступало, Лесподий пожелал тестю и сыну доброго пути и, поднявшись с Мосхионом и Никием на башню, не отрывал глаз от удалявшейся стремительным галопом вдоль залива кавалькады, пока последние всадники не скрылись за гребнем возвышенности.

  Жена Лимнея Масатида, узнав вечером от мужа о его утреннем разговоре со скифами, после которого надежда получить за пленника хороший выкуп окончательно развеялась, предложила, прежде чем выставлять скифа на агоре, показать его Мелиаде.

  - Хотя "черенок" у него и не ахти какой, но мальчик он смазливый и может Мелиаде приглянуться, - предположила она.

  Хоть Лесподий и Мелиада разыгрывали на людях любящих супругов, но шила в мешке не утаишь, и всем в городе было хорошо известно, что номарх давно утратил интерес к своей жене. Увы, но это было обычным явлением в богатых семьях: с годами, после того как жена нарожает мужу законных детей и красота её поблекнет, муж всё реже находил дорогу в её спальню, предпочитая брать на своё ложе молодых смазливых рабынь, старавшихся ублажить хозяина и за страх, и за награду, а жена превращалась в обычную ключницу - хранительницу семейных богатств и домашнего уюта. Что до Мелиады, то, поскольку она была дочерью богача Хрисалиска и сестрой царевны Гереи, то Лесподий, после того как охладел к ней, благоразумно счёл за лучшее не мешать и ей жить в своё удовольствие с подбираемыми по её вкусу рабами, - на зависть всем отставленным феодосийским жёнам. К счастью, сама Масатида была ещё достаточно молода и хороша собой, чтобы доставлять мужу удовольствие: Лимней всё ещё не пресытился её зрелыми прелестями, а молодых и красивых рабынь в своём доме она не терпела.

  Прежде чем запереть рабов в их конуре, Ахемен, испытывавший к спасённому им скифскому юноше какую-то необъяснимую симпатию, с ухмылкой сказал, что имеет для него две новости - плохую и хорошую. Плохая заключалась в том, что о возвращении в Скифию он может теперь забыть - выкуп за него никто не заплатит. А хорошая новость та, что хозяйка Масатида решила продать его первой феодосийской богачке Мелиаде, жене самого номарха. Продолжая доброжелательно скалиться, Ахемен посоветовал пленнику молить своих скифских богов, чтоб понравиться Мелиаде. Потому, что тогда он будет жить в роскошном, как царский дворец, доме, а его службе у Мелиады будут завидовать не то что рабы, но многие свободные: он станет одним из жеребцов в конюшне Мелиады - днём будет носить её на своих плечах, а по ночам - сам скакать на ней. Загоготав во всё горло, Ахемен захлопнул сколоченную из толстых досок дверь и громко лязгнул засовом.

  Через несколько дней, после спешного отъезда Хрисалиска в Пантикапей (восточнобоспорские воины к тому времени уже уплыли с попутным ветром из Феодосии домой) по городу разлетелась горячими искрами весть о пленении в Неаполе царевича Левкона, за освобождение которого коварный варвар Палак потребовал либо его жену Герею, либо огромную сумму золота. Лимней, принеся жене эту новость, сказал, что теперь продать пленника Мелиаде за хорошие деньги навряд ли удастся. Масатида ответила, что надо всё же попробовать, а случившееся с Левконом - удобный повод ей навестить Мелиаду.

  В тот же день раб отнёс в усадьбу адресованную Мелиаде записку, в которой Масатида сообщала о своём горячем желании повидать свою милую подругу, чтобы выразить ей своё глубокое сочувствие в связи с коварным пленением мужа её сестры, а заодно показать ей юного голубоглазого раба-скифа, которого её муж Лимней собирается выставить на продажу. Раб вернулся с устным ответом, что Мелиада будет рада повидаться с Масатидой и ждёт её у себя в три часа пополудни.

  Масатида с довольной улыбкой поспешила к себе прихорашиваться и наряжаться, а красного от смущения и стыда пленника, под присмотром Ахемена и самого Лимнея, две рабыни тщательно обмыли в тазу с головы до ног тёплой водой с душистыми травами, точно жениха перед свадьбой, и натёрли его нежную, белую, с красивыми синими рисунками кожу оливковым маслом - словно борца перед схваткой. От прикосновений мягких женских рук "копьё" между ногами юноши поднялось в боевую позицию, и Лимней остался доволен его величиной: авось эта старая, толстая, похотливая, как все рабыни, корова и соблазнится!