Ламах, сперва было решивший, что рыжий решил услужить новому гинекономарху по собственной инициативе, понял, что это, скорее, жест примирения и признания его начальственных прав со стороны всех гинекономов. Что ж, тем лучше.
Выстроившиеся напротив сидящего на ложе Ламаха шлюхи, обнажив с игривыми улыбками груди и задрав подолы хитонов, предъявили новому строгому начальнику свои прелести. Похлопав с видом знатока некоторых по пухлым ягодицам, Ламах выбрал молодую смазливую брюнетку, скорей всего, из-за некоторого её сходства с запавшей ему в сердце Меланой. Отклонив предложение декеарха оставить в пару к ней ещё и блондинку, Ламах выпроводил остальных за дверь и задвинул засов. Вернувшись к успевшей скинуть хитон и ждавшей на краю ложа брюнетке, он приспустил до колен штаны и отдал свой вздыбившийся "конец" в ласковые руки и нежные уста опытной, несмотря на юный возраст, служительницы Афродиты.
Его новая служба ещё, по сути, не успела начаться, а он уже чувствовал себя на седьмом небе, ликуя и радуясь в душе тому, сколь разумно и правильно он поступил, согласившись перейти в гинекономархи.
На другое утро Ламах наконец познакомился со своими подчинёнными, сверив выстроившихся, конно и оружно, на небольшой, мощёной булыжником площади между казармой гинекономов и близлежащими домами с предоставленным Бастаком списком. Всего в городской страже числилось 127 человек. Из них 20 охраняли эргастул (по десятку днём и ночью), подчиняясь непосредственно начальнику тюрьмы Олгасию. Три десятка патрулировали улицы города в ночную пору. Остальные несли службу днём.
Медленно пройдясь с Бастаком, Олгасием и двумя пентаконтархами вдоль строя, Ламах внимательно осмотрел коней и оружие, постаравшись запомнить лица и имена декеархов. Вернувшись к центру шеренги, он приказал выйти из строя тем, кто охранял вход в казарму позапрошлой ночью. Спросив их имена, Ламах похвалил их за то, что не открыли двери ломившимся среди ночи в казарму неизвестным, поставив их в пример остальным, и вручил каждому в качестве поощрения по драхме. Затем он произнёс короткую речь о необходимости железной дисциплины, пообещав и впредь поощрять достойных и наказывать нерадивых; за неповиновение и неисполнение приказов, виновные на первый раз будут нещадно биты плетьми, на второй раз изгнаны из рядов гинекономов - желающих занять их место более чем достаточно. Отобрав десяток молодых парней (поровну сатавков и меотов), Ламах велел им поставить коней в стойла и ждать в казарме дальнейших распоряжений, после чего распустил строй, приказав Бастаку распределить их по местам сегодняшней службы.
Разобравшись с гинекономами, Ламах отправился с Олгасием проверять содержащихся в эргастуле узников и рабов, за которых он, как гинекономарх, нёс прямую ответственность. Сперва оглядели и сверили по списку имена четырёх десятков городских рабов - в большинстве своём бывших свободных пантикапейцев, приговорённых к рабству за различные преступления. Олгасий предложил Ламаху выбрать из них одного-двух рабов для личных услуг: так поступает он сам и делали все предыдущие гинекономархи.
- В этом одно из преимуществ нашей службы - нет нужды тратиться на собственных рабов, - осклабился Олгасий.
Пожав плечами, Ламах ответил, что до сих пор как-то обходился без рабов.
- Ну, это пока у тебя не было жены и своего дома, - возразил услужливый толстяк, покосившись на трёх старших дочерей, наблюдавших за ними из открытого окошка своей комнаты на втором этаже. - Ладно, но в случае необходимости любой из этих рабов - в твоём распоряжении.
Распределив рабов (к этому времени их уже покормили купленными по дешёвке в ближайших харчевнях объедками) на работы согласно поступившим из пританея на сегодня заявкам, Олгасий повёл Ламаха в дальний угол поросшего пожухлой зимней травой двора, по которому под присмотром пары здоровенных, чёрных с серыми пятнами собак бродили в поисках пищи четыре принадлежащие Олгасию козы с козлятами и полтора десятка кур. Там, в месте соединения у высокой круглой башни пристроенных к крепостным стенам приземистых корпусов под покатой красночерепичной крышей, находился единственный вход в узилище.
Войдя внутрь, Ламах оказался в трапециевидной комнате с неоштукатуренными каменными стенами и глинобитным полом, в дальних углах которой стояли четыре грубо сколоченных топчана, составлявших всю её меблировку. Напротив входа, посредине выпуклой внутрь комнаты башенной стены, находилась скреплённая вверху и внизу толстыми железными полосами тёмно-красная дверь, слева от которой висел освещавший комнату чёрный от копоти светильник. В комнате находились трое охранников, вооружённых только палками и короткими бичами. Ещё двое прохаживались полутёмными коридорами, тянувшимися по центру левого и правого крыла вплоть до упиравшихся в казарму и стену олгасиева дома торцов. В правом крыле, пояснил Олгасий, запирали на ночь рабов, а все преступники сидели в левом.