Саврасов. Рождение весны. Страницы жизни художника

Алексей Кондратьевич растерянно поглядывал по сторонам, не зная, на что решиться:

— Куда же мы?

— А куда-нибудь по соседству, — улыбнулся Перов.

Через несколько минут они сидели за столиком незатейливого, полупустого в этот час трактира.

Выпили по рюмке горячительной. Закусили морошкой — ягоды, весело поблескивая, горкой лежали на тарелке.

Алексей Кондратьевич, откинувшись на спинку стула, посматривал на друга, улыбался. На душе у него полегчало, хоть еще ни о чем толком не успели поговорить. Да и не сразу решишь, с чего начать, — столько всего накопилось за то время, что не виделись.

Год назад родилось товарищество Передвижных художественных выставок. Под его уставом среди фамилий многих известных художников стояли подписи Перова и Саврасова. Для них цели Товарищества были близки и понятны. Создание картин, показывающих жизнь народа, его историю, красоту родной природы, — об этом думалось с давней поры, чуть ли не с ученичества. Мечталось о том, что искусство перестанет быть достоянием одиночек, станет необходимостью и любовью многих. Выставки Товарищества решено было показывать не только жителям столицы и москвичам, но и отправлять в другие губернии и провинциальные города.

Первая Передвижная выставка открылась осенью 1871 года в Петербургской академии художеств.

В залах было шумно, зрители спорили между собой, недоуменно пожимали плечами, громко восхищались. Картины говорили о тяжкой судьбе человека, бесправии народа, отличались свежестью восприятия мира, природы…

На выставке были представлены две саврасовских картины — «Дорога в лесу» и «Грачи прилетели».

«Грачи» стали украшением выставки. Картина открывала неведомые раньше возможности пейзажа. Еще живо было давнее представление, что пейзаж всего лишь фон — и не более. А вот смотрите, какая притягательная сила в скромном ландшафте, сколько глубины, настроения!

Из Петербурга Передвижная выставка переехала в Москву. А затем отправилась в Киев и Харьков.

И вот выставка вернулась в Москву. А вместе с ней и Василий Григорьевич Перов.

Саврасов, радостно улыбаясь, слушал рассказ друга о странствиях выставки, о том, сколько на ней перебывало посетителей. Но когда Перов заговорил об успехе его полотна — в поездку отправился «Лосиный остров» — о том, что имя автора «Грачей» становится все более известным, опустил голову, нахмурился.

— Тебе-то уж ни к чему повторять такое…

— Не буду, не буду, — спохватился Перов. — Я забыл, что для тебя похвалы — нож острый. Смущаешься, как красная девица.

Впрочем, на этот раз дело было не только в обычной застенчивости Алексея Кондратьевича. Теперь, как никогда, ему была понятна рабусовская нетерпимость к разговорам об удаче живописца — свалилась, мол, на человека, манна небесная.

Он с ученической поры постигал тайны мастерства, искал ответа у природы, у души и чувства. И вдруг на тебе: не говорят о том, каким долгим путем подбирался к «Грачам». Удача, мол, и все!

Если бы еще только от людей несведущих приходилось слышать такое. А то ведь…

В таких случаях похвалы теряли всякий смысл, казались чуть ли не обидой, ранившей глубоко и больно.

— Да ты к сердцу не принимай, — заметил Перов.

И, стараясь отвлечь друга от горьких мыслей, принялся рассказывать об Украине, о том, что там повидал: о Днепре, о киевском шумном базаре…

Перов обладал удивительной способностью подмечать все яркое. Его альбомы полнились живыми сценками, характерными, обращавшими на себя внимание лицами. А к тому же он был прекрасным рассказчиком.

Алексей Кондратьевич оживился — ему вспомнилось давнее ученическое время, когда он бродил в тех краях с рисовальной папкой в руках…

Друзья опорожнили рюмки, закусили сочной, освежающей морошкой. Саврасов взял было салфетку, чтобы стереть оставшееся на руке пятно ягодного сока, да залюбовался его цветом:

— Ишь, какой живой, теплый!

— Ты о себе почему молчишь? — спросил Перов. — У тебя-то как?

Что ответить? Если говорить только о делах житейских, пожалуй, только плечами пожмешь: столько всяких неурядиц — неизвестно, с чего начинать.

С той поры, как отобрали казенную квартиру, все пошло кувырком. Как будто пустяк, а жизнь никак не наладится, не войдет в колею. Снова бесконечные переезды с места на место. Каждый раз приходится подыскивать квартиру поскромнее, подешевле. Да и в семье отношения стали труднее, напряженнее. Софи нервничает. И понятно: одолевают лишения и неудобства. Вот сейчас хозяйка требует деньги вперед. Опять придется просить у Общества любителей художеств ссуду под залог картины.

А ведь, кажется, не плохи дела, совсем не плохи. «Грачей» сразу присмотрел для своей галереи Павел Михайлович Третьяков. На первую Передвижную выставку картина отправилась уже, как его собственность. В Петербурге заказали первое повторение «Грачей». Заказ был сделан самой императрицей. С виду — будто и желать лучшего не надо!

Да ведь рассчитывать можно только на жалованье. Если бы еще не злополучная квартира — куда ни шло. А так — не удается свести концы с концами.