Но ни дорожные хлопоты, ни встреча с учениками, занятия в пейзажном классе не заставили забыть об этюде, сделанном в солнечный мартовский день. Он то и дело напоминал о себе, как нежданно и негаданно вспыхивает в памяти недавнее радостное событие, счастливая находка.
Кто знает, почему это происходило. Может, потому, что все увиденное там, на окраине села, совпало с настроением художника, сплелось воедино «вижу» и «чувствую». Может быть, во всем была виновата весна. В эту пору Саврасову казалось невозможным сидеть в четырех стенах, он стремился вырваться куда-нибудь за город, быть поближе к природе, чтобы видеть, чувствовать ее пробуждение.
Рождение весны воодушевляло, прибавляло сил. И в то же время эта пора вызывала какое-то щемящее сердце чувство. Уже порозовели почки на березах, но на полях еще лежит снег. Весеннее тепло и зимний холод существуют бок о бок, как боль и радость, старость и юность, жизнь и смерть.
Возле молвитинской церкви стояли безмолвные старухи в черных платках, а по соседству ватага мальчишек затеяла возню с кудлатым псом. В талой воде весело поблескивало солнце, а у художника, когда он писал этюд, мерзли руки.
Приметы мартовского солнечного утра, сохранившиеся в памяти, день ото дня становились ярче, полнее. «Памятка» обогащалась новыми настроениями, мыслями, представлениями, как вслед за удачной строкой рождаются ей созвучные строки.
Работать над картиной Саврасов начал уже в Москве. За окном проносились экипажи, суетливо шагали прохожие.
Да и окажись художник в Молвитине — не узнал бы березок: давно уже прошла пора весны. Но те первые впечатления не угасли.
На картине осталось все, что было намечено в тот мартовский день: кривые березки с грачами, дощатый забор, деревянные постройки, колокольня…
Но все будто стало другим…
Саврасов писал не весну, а ее рождение, борьбу весны с зимой. Теплые тона солнечного света сочетались с холодными тонами неба, воды, снега. Контрасты цвета создавали ощущение неустойчивости, передавали то скрытое движение, которое царит в природе в эту пору.
Между облаками проглянул луч солнца — облупившаяся штукатурка порозовела, тусклым блеском вспыхнула старая медь колоколов. Но только на мгновенье. Вот-вот облака закроют солнце.
И облака — то прозрачные и тонкие, то более плотные, — казалось, непрерывно меняли свою форму, уплывали за горизонт.
Небо, усеянное мелкими облачками — без грозовых туч, лучезарного освещения, — впервые появились у Саврасова в пейзаже «Лосиный остров в Сокольниках». Затем, в полной настроения картине «Лунная ночь. Болото». Уже в этих полотнах возвышенная приподнятость создавалась не бьющими в глаза эффектами — чувствованием реальной, будничной природы. Но на этот раз это было особенно зримо и впечатляюще.
По-новому был написан и осевший под теплым весенним солнцем снег. Сама природа, казалось, подсказывала художнику новые решения.
Сначала прозрачная коричневая подготовка — земля. Поверх нее снегом легли белила. Коричневая подготовка кое-где выступает из-под белил — создается впечатление влажного, тающего снега.
А грачи?
В этюде это всего лишь пятнышки на березках. В картине они хлопают крыльями, взлетают, суетятся у своих растрепанных гнезд. Это беспорядочное, полное хлопотливой жизни движение, создает ощущение шума, гомона, птичьего крика…
Да, это тот самый момент, подмеченный художником в натуре. И в то же время не только он. Картина обогатилась всем, что пришлось пережить художнику, давними и сегодняшними мыслями и настроениями, наблюдениями не одного весеннего дня и даже не одной весны…
Да, это молвитинские березки, и дощатый забор стоял именно там, и церковь — нет сомнения! — молвитинская и никакая другая…
В то же время все, что изображено на картине, имеет отношение не только к небольшому селу Костромской губернии.
Разве старенькая церквушка не примета множества уголков сельской Руси? Разве не такие же дали открываются за околицей других сел и деревень? Разве не так же радуются весне люди, живущие в таких же избах и домиках среди лесов и долин, возле таких же берез?
То, что увидел и почувствовал художник солнечным мартовским днем, сложилось в поэтический рассказ о родине. Ее бескрайние дали, бедные селения — все мило сердцу, все дорого. Эта любовь дает силы, рождает надежды, как обещает тепло первый солнечный весенний день: грачи прилетели!
Друзья
Саврасов вышел из Училища и, мгновенье постояв в нерешительности, зашагал вниз по Мясницкой.
— Алеша! — окликнул его кто-то.
Он огляделся, выискивая знакомца. А когда увидел Перова, двинулся навстречу.
— Прикатил-таки!
Они обнялись с какой-то застенчивой сдержанностью, словно стесняясь радости видеть друг друга.
Сейчас надо бы устроиться где-нибудь, посидеть, поговорить по душам. Только вот — где? Кажется, чего проще — пригласить друга к себе. Но этого не хотелось. Не потому, что Софи станет корить, — она умела встретить, быть гостеприимной хозяйкой, — при ней не будет той простоты и открытости, когда можно и поговорить, и помолчать, радуясь близости понимающего тебя человека.