Сбежавшая невеста

– Я не женат, и я не вампир. Но ради полной откровенности должен признаться: да, эта площадь принадлежит моей семье. Хотя нет, погоди, нужно также добавить, что мы владеем ею с тех пор, как первый дом был построен на совершенно немодном участке болота. Мой пра-пра-пра-кто-то задолжал владельцу этого места услугу и решил вложить наличные. Вклад оказался удачным. Мы, Вольфсбурги, вообще удачливые ребята. Большую часть своего состояния мы выиграли, так или иначе.

Я искоса на него посмотрела.

– В нашей семье удача под запретом. Папа говорит, что чем усерднее трудишься, тем удачливее становишься.

– Ну а я верю в судьбу, – сказал Лео. – Если бы мама не велела мне на прошлых выходных присматривать за Рольфом, я не последовал бы за ним на твою вечеринку, он не разгромил бы твой балкон, и я с тобой не познакомился бы.

Он замолчал, а я остановилась. Я чувствовала себя так, словно Лео видит меня настоящую, со всеми спорящими голосами в моей голове и репетициями разговоров. Он улыбнулся, и под многочисленными слоями одежды по моей коже побежали мурашки, добравшись до самых волос.

Его руки очень мягко легли мне на плечи, и он подался вперед, так, что я ощутила тепло его тела уже почти отмороженной щекой.

«Заткнись, Эми», – предупредил меня голос, хотя в этот раз я совершенно искренне не собиралась ничего говорить.

Лео застыл так на мгновение, словно хотел дать мне все шансы сказать «ой, нет». Но я не сказала «нет». Я вообще ничего не сказала.

И тогда он наклонился ко мне и прижался губами к моим губам, очень нежно целуя меня по-настоящему.

Я закрыла глаза, подалась к нему и ответила на поцелуй, действуя, словно во сне, и пытаясь запечатлеть в мозгу каждый вздох, прикосновение и запах. На будущее. От него пахло тем самым травяным одеколоном, и губы у него были очень мягкими, со вкусом кофе и мягкостью идеального нектарина, а еще я чувствовала аромат гиацинтов и бледно-серый аромат зимнего городского воздуха вокруг нас. После нескольких чудесных секунд Лео отстранился, а я так и осталась стоять с закрытыми глазами. Мне не хотелось их открывать. Мне не хотелось, чтобы этот миг заканчивался.

Он мягко взял меня ладонью за подбородок и погладил большим пальцем нежное местечко под ухом.

– У тебя глаза под веками двигаются, – заметил он. – Ты задумалась?

Не хватало мне еще одного знатока физиогномики, когда мой мозг занят! Ну что не так с моим лицом?

Я приоткрыла глаза и увидела, что он с улыбкой рассматривает меня.

– Если ты со всеми садовниками так себя ведешь, тебя не зря поставили во главе садового комитета.

– А я уж было решил, что ты очарована романтикой момента.

– А я решила, что ты позвал меня на деловую встречу, чтобы обсудить твои цветочные бордюры. – Я замолчала и все же открыла глаза. – И это…

Смущает. Но это необходимо, напомнила я себе.

– Да, мне нужен твой совет по поводу сада. Но еще больше я просто снова хотел тебя увидеть. – В его голосе прозвучало очень милое сомнение, словно он до сих пор не был уверен в моей реакции. – Два этих пункта друг друга не исключали.

Лео привлек меня к себе, поцеловал в лоб и обнял за талию.

– Но как насчет того, чтобы разделить их? Хочешь приехать сюда, взглянуть на планы сада, побыть моим консультантом по растениям и дизайну, – а затем мы отправимся пообедать, и это будет уже свидание?

– Было бы замечательно, – ответила я. – По обоим пунктам.

– Отлично, – сказал он, и я искренне обрадовалась тому, что очередной острый кусочек гравия в туфле сработал связующим звеном с реальностью, потому что даже при свете дня сад Лео казался мне сном наяву.

Глава одиннадцатая

Джо восприняла мои новости об обеде/деловой встрече /поцелуе с принцем лучше, чем я ожидала, учитывая, что мы обе все еще отходили от последней попытки Рольфа завоевать ее внимание: он прислал усыпанный стразами айпод, который, как выяснилось при включении, был забит лучшими хитами Бара Уайта, собранными в плейлист с жутким названием «Одна ночь с Рольфом».

– Я так рада, что в твоей жизни появилась романтика! – воскликнула она, заставив нас обеих вздрогнуть и отогнать образ «романтичного» Рольфа, возлежащего на атласных простынях и напевающего «Я буду любить тебя, крошка». – Что ты скажешь маме и папе? – Она притворилась, будто говорит по телефону и очень плохо сымитировала йоркширский акцент: – При-вет, мам. Я поцеловала принца, и мне понравилось!

– Нет, – тут же выпалила я. – Я ничего им не скажу. Они становятся очень…

Я попыталась подобрать нужное слово. Мама и папа вовсе не были пуританами, которым сложно поверить, что дочери уже не шесть лет, но все же, что вполне естественно с их стороны, опекали меня. К тому же я теперь жила в Лондоне, городе серийных убийц и джентльменов в котелках со странными усами и недобрыми намерениями. В те первые несколько раз, когда я ходила на свидание с приятелями Джо, мама заставляла меня звонить и заверять ее (то есть папу), что я благополучно добралась домой, что меня не привязали к железнодорожным рельсам, что я не лишилась своей сумочки и так далее.

Джо выгнула бровь.