Едва не давлюсь нервным кашлем, когда рассматриваю страницу, изрисованную фломастерами. Яростно так, разными цветами, а в некоторых местах до потертостей на бумаге. Альберт переворачивает страницы назад. На прописке несколько пятен пропечаталось. Адрес общежития распознать можно, но Туманов и так в курсе, что я учусь в том же педучилище, что и его жена-мошенница. А вот номер блока и комнаты испорчен следами фломастера, а еще и размазан из-за капель кофе.
Альберт неторопливо листает дальше...
Каждая страница по краям обрамлена темными разводами, будто старинный свиток. Уголки потрепались от влаги. Что я наделала? Я ведь планировала брюки Альберту облить, чтобы он их в стирку отдал, а в итоге утопила паспорт.
И откуда взялись «древние письмена» фломастерами?
- Ничего не понимаю, - шепчу импульсивно.
Смешанные чувства разрывают меня изнутри. С одной стороны, я спасена! Но с другой – теперь у меня даже удостоверения личности нет, чтобы сбежать.
- Извини за нанесенный ущерб, - Туманов возвращает мне документ.
Принимаю дрожащими руками, стараясь при этом не соприкоснуться с ним пальцами. Слишком неправильно муж воздействует на меня, необъяснимую бурю внутри вызывает, томление в груди, жар внизу живота и покалывание на кончиках пальцев. Может, я вирус какой от него подцепила? Или простудилась в бассейне – и это первые признаки болезни.
- Аленка, видимо, очень не хотела тебя терять. И сделала все, чтобы ты не сбежала, - объясняет Туманов извиняющимся тоном. Но четко слышу в нем тепло и родственную любовь.
Вздохнув, все-таки добираюсь до первого разворота. Главного. Где значится мое имя. Неужели Альберт по фамилии меня не узнал?
- Э-эм, - тяну растерянно, всматриваясь в нечто, слабо напоминающее мой паспорт.
Фотография на месте, и я на ней очень даже симпатичная. Кучерявая, не размалеванная, с обычным выражением лица. Но под снимком и печатью… черным фломастером выведены кривые буквы поверх ФИО. Будто меня переименовать решили. Стоит отдать должное, успешно справились с миссией, потому что настоящая фамилия скрылась под «новой», и даже по проступающим частям букв сложно ее расшифровать.
«Моялутшая любмая няничка», - пробегаю глазами текст с ошибками и опечатками, написанный наспех, и глаза тут же слезами умиления наполняются.
- Моя лучшая любимая нянечка, - проговариваю одними губами. И расплываюсь в блаженной улыбке. Но тут же прищуриваюсь: русский с Аленкой тоже подтянуть надо. Слишком неграмотно для восьми лет пишет.
Что? Неужели я правда остаюсь в доме Тумановых? Хотя куда мне идти… И как теперь быть…
- Алена будет наказана за это, - постановляет Альберт, однако через себя переступает при этом. Примеряет роль строгого старшего брата, а сам не хочет исполнять свое же обещание.
- Нет, я сама поговорю с ней, - активно машу головой. – Вы просто сделайте вид, что не в курсе, и ваш авторитет не пострадает, - чуть приподнимаю уголки губ.
- Лесь? – зовет с оттенком усталости и… нежности. И я реагирую молниеносно. Предательским гулом в груди. – Ты единственная Аленушке понравилась. Уверен, вы поладите. Не уходи, пожалуйста, - и умолкает в ожидании моего ответа.
Ошеломленно округляю глаза. Туманов просит? Не приказывает, не рычит? А почти умоляет? С ума сойти! Видимо, кроме склероза и слепоты, у него еще и раздвоение личности. Вот же муженек мне достался. Бракованный.
Зато обворожительный, особенно сейчас, когда смотрит на меня так, будто я для него – весь мир. Последняя надежда и единственная женщина, которая нужна ему.
Встряхиваю головой, приводя себя в чувства.
Не ему, а Аленке!
- Я еще утром пообещала ей остаться, - бурчу обиженно. – А вы устроили непонятно что…
- Что? Это я устроил? – повышает голос, кивает на свои мокрые брюки, и я не успеваю сдержать смешка. – Да ты… - шипит, с трудом сдерживаясь.
Но стоит мне вздрогнуть и упереться спиной в дверь, как Альберт остывает. Убирает руки в карманы и тут же вытаскивает, встряхивая и протирая ладони от остатков кофе.
- Мое предложение все еще в силе, - мямлю виновато. – Могу застирать, - улыбаюсь вымученно. – Вы только при мне больше не раздевайтесь, - невольно морщусь от смущения.
Туманов реагирует так, будто я его мужское достоинство задела. И темнеет от недовольства.
- Господи, иди уже! – обреченно закатывает глаза. – Беда, - кидает мне в спину, но я уже мчусь прочь сверкая пятками. Пока он не передумал.
Выдохнув, вплываю в кухню как ни в чем не бывало. Ловлю на себе любопытный взгляд Аленки, виновато прошу Оксану Павловну сварить еще кофе, но не объясняю, куда дела предыдущий. Вместе с кружкой и подносом.
- Приятного аппетита, моя лучшая любимая девочка, - тихонько проговариваю, присаживаясь рядом с Аленкой. Намеренно перефразировав ее «послание» в моем паспорте, лукаво ухмыляюсь.
Малышка вздрагивает, расплескав чай, с трудом проглатывает кусочек бутерброда – и испуганно смотрит на меня. Опускает зеленые глазки на мои руки, в которых я неистово тереблю влажный, липкий документ.
- Извини, - надувает губки, дрожит. – Ты теперь обидишься и уедешь?