Привал решили сделать около небольшой заводи, где река сменяла свой бурный поток на спокойный. Стоило им только спешиться и освободить спины лошадей от тяжести рюкзаков, как Дорис тут же помчалась к озерцу, пригрозив молодым людям свернуть им шеи, если они посмеют подсматривать. Пока Жан с помощью добытого Фойльнером хвороста разводил огонь, сам Борис тупо рассматривал валявшиеся под ногами мелкие камушки, пиная их мыском пыльного сапога. Насколько понял Кирштейн, вежливый ответ Дорис просто ввёл дисбаланс в его мозговую деятельность, и тот завис. На памяти Жана, эти двое только и умели, что всегда собачиться, и, видимо, новая манера обращения к Хитч чутка нарушила мыслительный процесс влюблённого лейтенанта.
— Земля вызывает, Бориса. Ответьте.
Жан пощёлкам пальцами, привлекая к себе внимание.
— Угу, — промычал Фойльнер, даже не моргнув.
Жан вздохнул и кинул в костёр три консервные банки с мясом.
— Она после этого мне и слова даже не сказала, — вдруг заговорил Борис. — Я сказал что-то не то? Может, стоило ей нагрубить?
Жан изогнул брови и посмотрел на лейтенанта — он действительно спрашивал серьёзно.
— Не думаю, — хмыкнул капитан и покачал головой. — Просто она была поражена заботой с твоей стороны. Я вообще удивлён, что с такой манерой общения, как у тебя, ты ещё пытаешься ей понравиться.
— А что не так с моей манерой? — тут же взбычился Борис.
— Вот это самое. На каждую придирку и колкое слово в свой адрес ты злишься и грубишь в ответ. Какой бы девушке это понравилось?
— Так она сама меня провоцирует! — взъелся лейтенант.
— Будь умнее и не давай ей повода. Путь к сердцу женщины лежит через слова и поступки. — Жан приблизился к Борису. — Если хочешь понравиться Дорис, следи за своим языком. Говори ей комплименты.
— Комплименты? Это как?
— Ну-у, отметь, что у неё красивые блестящие волосы.
— Конечно блестящие, она ж их уже неделю почти не мыла.
— Сделай комплимент её стройному телу.
— Я бы сказал плоскому. Грудь-то так и не выросла.
— Скажи, что тебе нравится её легкий смех.
— Хах, да она гогочет, словно гусыня.
Жан выдохнул и обречённо посмотрел на лейтенанта.
— Знаешь, лучше забудь, что я сказал, и просто молчи. Поверь, она это оценит.
Борис склонил голову на бок и о чём-то задумался. Кирштейн взял в руки крепкую палку и пошебуршил ей в кострище, переворачивая банки, чтобы мясо в них прогрелось равномерно. Краем глаза он заметил, как Фойльнер встал с камня и побрёл в лес.
— Куда собрался? — крикнул ему Жан.
— Пойду прогуляюсь, — бросил тот и скрылся в тёмных зарослях.
Жан почесал шею и криво улыбнулся.
— Этот парень безнадёжен, — хохотнул он и продолжил ковыряться в догорающем хворосте.
Борис пробирался сквозь кусты и деревья, отмахиваясь от надоедливой мошкары. И чего Жан на него так накинулся? Можно подумать, он бы на его месте говорил с Хитч вежливо. Дорис, несомненно, раздражала его порой, но он никак не мог избавиться от своих нежных чувств к ней. Он даже с ужасом стал подозревать, что эти их каждодневные перепалки ему начинают нравиться. Точнее, ему нравилось то ощущение жизни, которое вспыхивало в его груди каждый раз, когда они с Дорис начинали очередную ссору. Но в то же время жуткая тоска раздирала его нутро. Время стремительно неслось вперёд, чувства оставались без ответа, а смирение со своей ролью всё сильнее тушило тот самый огонёк жизни. Борис как-то даже пытался насильно избавить себя от этой любви, каждый день твердил себе, что Дорис ему больше не нужна, но сердце никак не хотело принимать этого. Душа лейтенанта раскололась на двое: одна половина истекала кровью, будучи верной светлой любви, другая осталась непоколебимой, похоронив в глубокой яме все свои чувства.
— Может, мне стоит ей признаться? — задумчиво протянул Борис. Сердце забилось в груди часто-часто. — Ха, да она растопчет мои чувства, как жука. И меня вместе с ними.
Фойльнер сделал шаг, но запнулся о корягу и чуть не пропахал носом землю.
— Чёртово дерево! — выругался он и пнул по стволу, зашипев тут же от тупой боли в пальцах.
Женский крик разнёсся по лесу; стая птиц поднялась над деревом большим чёрным облаком.
— Дорис, — выдохнул молодой человек, оборачиваясь на звук.
Вся обида и сомнения мигом исчезли, Борис перешагнул через корни и помчался в сторону заводи. Он бежал, не разбирая дороги, царапал руки о цепкие ветви, не видел ничего вокруг. Липкое, неприятное чувство тревоги сковало внутренности — с Дорис случилась беда.