Сборище рассказов

Мы шагали, держась за ручки, за ладошки, скрестив пальцы. Когда ей было холодно, она просовывала свою маленькую ладошку в карман моего балахона. Ладошка была сухая и прохладная. Моя была горячая и потная. Она затягивала своим голосом с хрипотцой какую-нибудь очень старую песню типа: Завела меня тропка дальняя, или Алешкина любовь, или какие-нибудь песни Анжелики Варум. В общем, очень старые 90-е. И я начинала запевать и потихоньку горланить. Бэтси, один из немногих людей, кто искренне считал, что у меня есть слух, и что у меня очень красивый голос (не могу не улыбнуться этой мысли). Она мне рассказывала про своих парней. Вздыхала по тому, кого даже никогда не видела. И мечтала об очень богатом, умном, красивом и хорошем муже, почти о принце. Ну, все как у людей. Такая наивная и чистая внутри при своей маске невыносимой стервы.

Я почему-то взволновалась, и у меня отвлеклись мысли от нашего разговора. Камешек, попавшийся под мой шаг, и который мы довольно долго пинали, отлетел куда-то в сторону. Мы остановились и посмотрели друг на друга. И все я там увидела. За эти две-три секунды. Что не будет никакой лесбийской интрижки. Что никогда я не буду по ней сохнуть. Никогда не буду жить с ней под одной крышей. Никогда не куплю ей маленького карманного щеночка. Никогда не буду целовать взасос при людях. Никогда мы не будем кормить друг друга с маленькой ложечки разными ее вегетарианскими блюдами. Никогда у меня не потемнеет в глазах при виде ее нагого тела у окна. Никогда она не будет стонать, и извиваться подо мной в порыве страсти. Никогда я не вылижу досуха ее влажную киску. Никогда, никогда ничего этого не будет.

Мы прочитали это в глазах друг друга за эти две-три секунды. Мы слегка улыбнулись, вздохнули, посмотрели на небо, посмотрели на пустынную дорогу, взялись за руки как подружки (подружкаласпыппыт) и пошли себе далее. Думаю, у нас был вид со стороны, как у старых дев. Я, старая дева философски. Она, ужасно красивая, одновременно молодая и старая, мудрая и совсем девчонка. Внутри мы сразу стали вспоминать об Адамах. И думать о своем внутреннем одиночестве. Эх, что же делать, если ты по крови, по нутру чистокровный гетеро сапиенс! Что даже мечты здесь неуместны.

Потом она потеряла финтифлюшку от своей сумочки в этой темноте. И потом мы всю ночь искали ее по всем дорогам, которые до этого исходили. Это был сплошной абсурд. Без фонарика. Да что там фонарик. Это был чистой воды абсурд. И встретили опять этих придурков в белой машине, у которых закончился бензин. И один придурок искал финтифлюшку на дороге, где не было фонарей. Честно так искал, что в конце решил приблизиться к Бэтси. Меня не было рядом. Но она так отпугнула его своими угрозами, что он вновь стал шелковый. Под конец мы совершенно измотались и замерзли. Мы кинули этих придурков. И собака без воспитания на прощание повыла им, как на покойника в полнолуние. Они, конечно, ничего не поняли. Наверное, подумали, что мы какие-то полоумные. Я очень устала от затянувшегося девичника и хотела домой, спать.

Бэтси жила очень далеко. И я провожала ее. Было очень поздно. Если кто и был, те уже прятались по углам да подворотням. За Бэтси бояться не стоит. Она привыкла присматривать за собой. Я почти не сомневаюсь: уж она-то сможет за себя постоять. Когда я возвращалась, стало еще холоднее, безлюднее и зловеще. Со мной был Бродяга Хантер, крупный и сильный пес. Но так как это была собака без воспитания, минут через пять она бросила меня на произвол судьбы.

Я боюсь темноты и плохих людей (а кто не боится). От страха я пыталась смотреть на небо. Путь до дому был неблизкий. Но звезды казались такими далекими. И эту улицу я совершенно не знала. Я шла по тротуару и, наверное, светилась в темноте из-за своего белого балахона. Пес меня кинул. Мне вдруг сразу захотелось по-маленькому. Я бы и присела где-нибудь в углу, но страх не позволял. Откуда-то в этой кромешной темноте донесся запах только что выпеченных булочек. И это в два часа ночи. Что я могла сделать? Как спастись от этих проезжающих машин, прожигавших тебя фарами как какого-нибудь зайца? Как не бояться далеких криков пьяной толпы, звуков бьющихся бутылок и диких собак? Когда до дома еще километр. Что мне оставалось? Только идти вперед. Я подтянула штаны. Надвинула капюшон на глаза. Засунула руки глубоко в карманы. Ссутулилась. Щелкнула пальцами. Зачавкала жвачкой, что скулы заболели. Выпятила нижнюю челюсть. И пошла в резкую вразвалочку.

Когда я так достигла до дороги, близкой к моему дому, но наиболее опасной по составу людей, я уже шагала ровно посередине и почти выбивала чечетку. А когда впереди замаячила так и ненакачанная бензином машина придурков, я остановилась и приклеила на лобовое стекло надоевший дирол. Придурков в машине и около не было. Их смех доносился откуда-то издалека вместе со смехом школьниц. Я пошла домой.

Первая звезда в июле