– Кхих, помнишь ту рекламу с экзо?
– Ага, ту, что с Семенович, помню, ага.
Мы рассматриваем архитектуру города и тут я замечаю:
– Аа, мы сидим как раз у дома, где была сделана знаменитая ***ская фотография!
– Ась?
– Ну, там, он так снялся, вот (показываю).
– Аа) Ну, мы и сами сидим, понимаешь ли)
И тут, я не могу не ощутить себя знаменитостью. Еще бы! Я, писательница, в компании с писательницей! Пожалуйте, прошу любить и жаловать! Это просто крэйзи, ютубебли, как говорится! Чувствую себя как сливка альтернативного общества. Нет. Я просто лучше всех писак в мире. Одна из лучших. Я так хороша, что пишу для своего удовольствия, никаких денег, гонораров, договоров, все чисто по душевной прихоти. И мне это очень нравится.
Это город, где живут сплошь знаменитости. Иду я по проспекту с подругой. И мы встречаем критика. Конечно, мои минус уже не знаю сколько, не увидели бы и ни хрена, если бы не моя подруга с ним не поздоровалась. Я тоже здороваюсь и вспоминаю, что, в общем-то, я его и не забыла, и что я его таким и представляла всю жизнь. И еще что он здоровски похож на свою аватару, и что я все-таки хороший оракул. Я была бы обычным человеком, обыкновенским, если бы не знала, что бэтмэн жив)
От фонтана бьет холодным водяным паром, а там ходят босиком маленькие девчонки и мальчишки, держат в руках свои цветные босоножки. Да и не совсем уже маленькие подростки в черном со смехом толкают друг друга в воду и хлюпают по воде в своих ботинках, кедах к центру фонтана.
Моя подруга, персонаж анимэ о каких-то плюшевых добрых существах, и я, ее покорный слуга идем к автобусу, она меня провожает, до самого причала. В автобусе мы садимся сзади. Спереди пара. Мальчик с косичкой и белокурая дева. Парень долго говорит по телефону, время от времени целуя свою девушку. Он напоминает мне меня. Потому что он красивый и у него косичка, как у тех двоих. И он все время целует свою девушку в автобусе, как я свою сестренку. Они выходят. Может, я их никогда не увижу. А когда увижу, то не узнаю. В любом случае, всегда покажи мне свой затылок, а девушка, никогда не перекрашивайся.
Вот моя сегодняшняя правда. Сто тысяч разных птиц тренькают, щебечут, заливаются у нас над головой. А сегодня был день слепней. Я их хлопала нещадно. Хотя мне их тоже было жалко. Жалко убивать маленького муравьишку. Но муравьи могут сделать так, что когда-нибудь твой дом рухнет, как карточный. Но зачем мне сегодня верить в такую ерунду, нет не ерунду, но чепуху. Да нет. Не ерунда это все, и не чепуха. Но так не хочется думать о чем-то плохом. Моя полы, я повсюду нахожу своих родственников – ос. Это отец их нещадно убивал, когда они по утрам начинали гудеть. Я иду домой, и так как сегодня день слепней, то они меня обвивают вуалью: слепни, мушки, комарики, мухи, мошки. Как-то неромантично. Сладкая женщина, значит.
Я долго вожусь со своей трехлитровой банкой с гуппешками. Поэтому не слышу, как в доме громко на всю ивановскую звенит мой телефон-деревянка без полифонии, и тихо поет джоан осборн вначале свою кантриевскую прелюдию на братовском телефоне. Звонит мама, Оля, снова мама, снова Оля, печкинские, может быть, будущие знакомцы. Но мне невдомек. Я подчищаю с камешков заросли водорослей и тины. Это такое дзен-буддистское занятие, что невольно приходит мысль о том, что вновь пришло время собирать камни. И я уже знаю, где это делать. С дорог, конечно. Когда они лежат в пыли, они совсем неромантичные, другие, когда они попадают в воду, какие же они цветные, разные становятся. Годов этак десять, а может и больше лежали эти камни у меня в склянке из-под повидла «София». В воде. Поначалу я смотрела на них и любовалась. Потом забыла. Потом через десяток лет открыла по мере необходимости – появились гуппешки. А им нужны камешки. В воде был осадок. Видимо, какие-то анаэробы постарались. Но никакого запаха. А сейчас вот, биология, понимаешь ли. Все мои сухие камешки зеленью поросли через невидимые маленькие дырочки. И надо для этого времени совсем чуть-чуть. На моей планетке все родится и множится. Элементарно, Ватсон, путем деления.
Кстати о дорогах. Мою песню, которая, может быть, и не моей, под названием «имена» я сочинила по дороге. Мне показалось, что дорога бесконечна, и машина едет как-то слишком медленно. У меня в руках был летательный аппарат всех ведьм – швабра. И я на ней бренчала, скрываясь от коллег, и часто выходило что-то типа: трррр-ап, тссс!!! Трррр-ап, тссссс!!! Из динамиков, и от сотовых много чего звучало. И до смерти майкла джексона еще было рано. Но как теперь не вспомнить про мою любимую в детстве песенку трап-тап-табудап! Ну, вы поняли. И про писателя Далан как не вспомнить. И про мосье Вольдемара, который в последнее время вдруг вздумал называть меня Майклом. Я тогда еще ему сказала: «Как-то в детстве, в больнице меня называли майклом джексоном, ты как будто угадал это». Ты как будто угадал это.