Сборник 5 МЕХАНИЗМЫ РАДОСТИ

Сонный поезд дергался и постанывал, словно какое-то чудовище, мучительно пробивающееся сквозь вневременную тьму навстречу невообразимо прекрасному рассвету.

– Джозеф, – повторил старик, как бы пробуя на вкус это имя, наклонился вперед и посмотрел на мальчика ясным и добрым взглядом. Лицо его было печальным и красивым, а глаза так широко открыты, что могло показаться, будто он слепой. Он всматривался во что-то далекое и сокровенное.

Старик чуть слышно кашлянул, прочищая горло.

Поезд мучительно заскрипел на повороте. Забывшиеся тяжелым сном люди заворочались.

– Так вот, Джозеф, – зашептал старик. Он тихонько пошевелил в воздухе пальцами. – Однажды…

Спринт до начала гимна

The Anthem sprinters 1963 год Переводчик: Р. Рыбкин

– Да что тут спорить – Дун, конечно, сильнее!

– Черта с два он сильнее!

– У него реакция умопомрачительная, под уклон летит как стрела; глазом не успеешь моргнуть, как его уже след простыл!

– Все равно Хулихен его побьет!

– Так пусть сейчас и попробует!

Я сидел в дальнем углу бара на Графтон-стрит и слушал, как поют тенора, умирают и не могут умереть концертины и, высматривая несогласных, рыщут в дымном воздухе споры. Бар назывался «Четыре провинции», время – для Дублина – было позднее, и уже нависала реальная угроза того, что все и вся, то есть пивные краны, аккордеоны, крышки роялей, солисты, трио, квартеты, бары, кондитерские и кинотеатры вот-вот закроются. Словно в Судный День, половина населения Дублина огромной волной выкатится в безжизненный свет фонарей и, глянув в блестящие металлические стенки автоматов, продающих жевательную резинку, не увидит в них никакого отражения. Ошеломленные, лишенные вдруг хлеба и зрелищ, души их забьются в панике, как мотыльки на свету, а потом понесутся каждая к своему дому. Но пока что я сидел в баре и слушал спор, ощущая его жар на расстоянии пятидесяти шагов от спорящих.

– Победит Дун!

– Нет, Хулихен!

Самый маленький из них там, в другом конце зала, обернулся, прочитал на моем чересчур открытом лице любопытство и завопил на весь бар:

– Я вижу, вы американец! И вам, видно, интересно, из-за чего весь этот шум! Вы мне доверяете? Послушаетесь меня, если я вам посоветую, на кого ставить в большой, хотя она и местного значения, спортивной встрече? Если да, пожалуйте сюда!

И я пошел с кружкой «гиннеса» на другой конец «Четырех провинций» к собравшимся крикунам. Скрипач прекратил расправу над мелодией, которую он играл, и вместе с пианистом устремился туда же, а вслед за ними двинулся и вокальный ансамбль.

– Меня зовут Тималти. – И человечек пожал мне руку.

– Дуглас, – представился я, – пишу для кино.

– Для кино?! – взвыли вокруг.

– Для кино, – скромно подтвердил я.

– Вот удача-то! Прямо поверить трудно! – Тималти снова, еще крепче, сжал мою руку. – Лучшего судьи не найти. В спорте разбираетесь? Знаете, например, бег по пересеченной местности, на четыреста сорок ярдов и другие пешие прогулки?

– Я видел две Олимпиады.

– И для кино пишет, и на Олимпиадах бывал! – Тималти прямо задохнулся от восторга. – Да, такого, как вы, увидишь нечасто. Ну а об особом всеирландском десятиборье вы слышали? Оно ведь имеет отношение к кинотеатрам.

– К стыду моему, не слышал.

– Не слышали? Хулихен!

Миг – и передо мной уже стоял улыбающийся человечек ростом ниже даже, чем Тималти; он засовывал в карман губную гармошку.

– Хулихен, лучший гимновый спринтер Ирландии, – представился он.

– Какой спринтер? – не понял я.

– Гим-но-вый, – произнес по слогам Хулихен. – Гимновый спринтер, самый быстрый.

– За время, что вы в Дублине, – спросил Тималти, – вы в кино были?

– Был, и не один раз. Вчера вечером смотрел фильм с Кларком Гейблом, позавчера – старый, с Чарлзом Лафтоном…

– Достаточно! Вы такой же, как мы, ирландцы. Не будь кинотеатров, чтобы уводить безработных и бедняков с улиц, и пивных, чтобы приманивать их кружкой, мы бы давным-давно уже выбили из нашего острова пробку, и остров бы затонул… Так, – он потер руки, – ну а замечали вы у нас что-нибудь особенное, когда кончается картина?

– Когда кончается картина? – задумался я. – Подождите, вы имеете в виду национальный гимн?

– Слышали, ребята? – воскликнул Тималти.

– Точно, догадался! – зашумели вокруг.

– Каждый вечер, из года в год, в конце каждого треклятого фильма, – запричитал Тималти, – оркестр, будто ты и так не слыхал уже тысячи раз эту осточертевшую музыку, начинает играть ирландский гимн. И тогда…

– Тогда, – сказал я, подстраиваясь под общий тон, – если ты хоть чего-нибудь стоишь, ты постараешься за драгоценные секунды между концом фильма и началом гимна выскочить из зрительного зала.

– Правильно! Кружку ему за это! – закричали вокруг.

– Я в Дублине всего четыре месяца, и то гимн уже начал мне приедаться, – заметил я вскользь. – Не хочу сказать этим ничего плохого, – поспешил я добавить.