— Да, Гаврюша, давай поможем Ша Сэню, — поддержал подругу мальчик. — Ведь это же по нашей вине он без зубов остался. Это Аксютка его локтем приложила…
— По своей вине он без зубов остался! — проворчал Гаврюша. — Потому что нечего гостей кусать! Предупреждал его Прекрасный Сунь Укун, что энто плохо кончится, вот он и получил, на что нарывался!
— Ну не жмись, ты ж добрый… — подмигнула ему Аксютка.
— Да тьфу на вас! — психанул домовой, топнув ногой. — Попрошу я богиню, попрошу! Только не обещаю ничего! Захочет она — даст ему зубы. Не захочет — пошлёт меня по-китайски и не постесняется! И не бухтите тогда, что Гаврюшка вам во всём виноват.
— Спасибо, Гаврюша, ты очень добрый, — улыбнулся Егор, обнимая друга.
— Угу, — огрызнулся домовой, в ответ обнимая мальчика. — Только мне от моей доброты никакой выгоды, проблемы одни! А ты, рыбина мохнатая, кончай траву слезами жечь, вези нас на стадион скорее, хоть какая-то польза с тебя…
— Ы-ы-ы! — обрадованно закивал демон, привычно подставляя спину.
На китайском стадионе сегодня было особенно шумно. Оставленный у ворот демон Ша Сэнь, которого сострадательная Аксютка угостила сосательной карамелькой, свернулся в теньке калачиком и издали напоминал белое облако, опустившееся на землю.
Соревнования уже шли полным ходом, поэтому Гаврюша с ребятами постарались как можно тише и быстрее добраться до своих мест, чтобы никому не мешать. Но на их трибуне уже вальяжно расположился Царь Обезьян. Он сидел, положив длинные ноги в стоптанных высоких сапогах на все три сиденья, и тихонько похихикивал.
— Чего это ты тут развалился, прекрасный Сунь Укун? — проворчал Гаврюша вместо приветствия. — Костыли-то свои убери, нам тоже куда-то сесть надо.
— О, мастер Гав Рил не в духе? — улыбнулся Сунь Укун, убирая ноги. — Хи-хи-хи, хи-хи-хи! Дух дома не в духе, а? Хи-хи-хи!
— Ага, каламбур. Оборжаться, честное слово. — Недовольный домовой плюхнулся на освободившееся место, предварительно протерев сиденье рукавом.
— Егор Ка, — Царь Обезьян небрежно повернул голову в сторону мальчика, — что это с твоим учителем? Почему он сегодня так суров? Быть может, это ты и своенравная Аксют Ка довели его? А? Хи-хи-хи! Мы тоже доводили своего учителя. Хи-хи-хи! Хи-хи-хи! Это было весело!
— Ты мне поучи тут детей плохому! Я тебе… — погрозил ему кулаком Гаврюша.
Глаза Сунь Укуна загорелись красным огнём. Он наклонился к самому лицу домового и прошипел:
— Лёд всегда скользок, северный гость, а ходить по тонкому канату, натянутому над пропастью, нужно, выровняв дыхание и считая удары сердца. Не забывай, мастер Гав Рил, великий северный Дух Дома, что перед тобой Сунь Укун, Прекрасный Царь Обезьян, Великий Мудрец Равный Небу! И я могу прервать твою жизнь и хрупкие, как тонкие фарфоровые чаши, жизни твоих учеников так быстро, что ты не успеешь понять, что же произошло…
Сунь Укун широко ухмыльнулся, обнажив белоснежные клыки. Равнодушный Гаврюша недовольно поморщился, отворачиваясь:
— А зубья чистить Царя Обезьян не учили? Светланы Васильевны на тебя нет, бабушки Егоркиной. Да и какой ты царь? Где твоя корона? А нет её. Вон и клыки уже отрастил до подбородка. Звереешь?
— Зверею, — честно признался Сунь Укун, усаживаясь на место.
— Может, тебе пустырник попить? — предложила Аксютка.
— Это что? — спросил Царь Обезьян, обращаясь к Гаврюше.
— Травка такая успокоительная, — пояснил домовой. — У нас в России её бабушки очень уважают. И в каплях её продают, на спирту, и в таблетках вонючих, и в сиропе, и в бумажных коробочках в сухом виде. Если её засушенную раздобыть, так вообще можно хоть в чай добавлять, хоть в суп.
— И му цао! — радостно сказал Сунь Укун. — "Польза матери", "Собачья крапива". И му цао я ем прямо так, вместе с цветами и корешками, съел уже целую поляну. Не помогает.
— Чё ж ты так стрессуешь-то? Спокойней надо быть… — опять вмешалась Аксютка. Но на этот раз Сунь Укун даже не повернул головы в её сторону.
— Ну ладно, с обручем твоим мы разберёмся, и тебя отпустит сразу, — решил Гаврюша. — А пока нам тут сидеть приходится, расскажи-ка лучше, что тут сегодня было?
— Вы опоздали, — коротко ответил Царь Обезьян.
— А за то твоему дружку спасибо, людоедине бесчестной, рыбине злобной, маньячине белобрысой. Он у нас Аксютку умыкнул и хотел съесть её на полянке. Пришлось задержаться!
— Вы опоздали, — терпеливо повторил Сунь Укун. — Опоздали на мой триумф! На мою победу! Я прыгал в высоту, опираясь на Цзиньгубан, великий золотой посох государя Юя, дарованный мне, потому что я — Сунь Укун! Никто не смог прыгнуть выше и дальше Царя Обезьян! Никто из них! Хи-хи-хи! Скоро всё закончится, и на мою голову наденут венец из тонких листьев бамбука, зелёных, как глаза твоей своевольной ученицы, мастер Гав Рил. Это будет триумф Царя Обезьян, Великого Мудреца Равного Небу, Познавшего Пустоту, устроившего переполох в Небесных Чертогах…
— Да мы поняли, что ты крутой, не утомляй… — широко зевнув, перебила его домовая.
Царь Обезьян прикрыл глаза, собираясь с мыслями для ответа.