Сборник «Гаврюша и Красивые» [2 книги]

— Да я… да я… да я… — Гаврюша едва не задыхался от обиды. — Ничего я не побрезговал! Вот, смотрите!

И в доказательство за две минуты перечмокал всех оставшихся жаб. Даже тех, что в туалете.

— Видали?! Видали?!!

— Да уж поздно прыть любовную демонстрировать, — решительно обрезала шестая царевна, поглаживая Егорку по голове. — Опосля драки кулаками не машут.

Гаврюша задумался, выдохнул, оправил рубаху и сказал прямо:

— Ну и дур-ры вы все! На кой вам дитё малое для брака? Сказки ему на ночь читать?

— А зато слушаться будет! — легко отразила удар седьмая красавица. — Мы его тарелки сызмальства мыть выучим! Носки не разбрасывать! Мусор выносить! И волосы из носу выщипывать!

— Получше тебя вырастет! — подытожили все царевны хором.

— А делить его как? — не сдавался упрямый Гаврюша. — Вас во-он сколько, а он — один!

Тут девицы приплыли, опомнились и впервые сцепились между собой.

— Сначала он меня поцеловал! — заявила первая.

— Нет, меня! — топнула ножкой вторая.

— Врёте, врёте вы всё! Я у него первая была! — взвизгнула третья, и понеслось…

Царевны разбуянились, посшибали кокошники набекрень, похватали друг дружку за косы — вот и кончилась хвалёная женская солидарность…

Егорка еле вырвался из этой куча-малы. Да и не такой уж "малы", если вдуматься. Царевны попались рослые, высокие, кровь с молоком, пустые пластиковые аквариумы и обломки мебели так и летели во все стороны. Драка шла от всей широты богатой русской души и со сказочным размахом!

Пока они мутузились, кот-баюн пытался одолеть свою упёртую жабу. И с этой стороны подлезет, и с той, а она шипит, не даётся. Он и спинку выгнет, и на бочок завалится, а она — лапой по его усатой морде. Обидно стало Марксу: столько жаб вокруг, а ему каратистка бешеная досталась!

Но изловчился кот, сделал обманное движение, подпрыгнул и лизнул пупырчатую в нос. И что вы думаете? Случилось чудо! Только вот не царевной обернулась та жаба, а царевичем!

Здоровенным таким, кучерявым парнем в красной рубахе с бисерной вышивкой, синих шароварах и роскошных сапогах, с хохломской росписью.

— Видать, по ошибке сюда попал. Непойядок, — пробормотал кот и уселся вылизывать хвост. Про Гаврюшино наставление о том, что надо сказать, если жаба расколдуется, он вспомнил не сразу…

— Уважаемый цайевич! Я ни пйи чём, это всё он. — Кот кивнул в сторону Гаврюши. — Он меня послал, это ему на вас жениться не тейпится. Повтойяю! Официально вас поцеловал домовой Гавйила, а я умываю лапы!

— Час от часу не легче! Кого же мне под венец вести-то?! — выдохнул добрый молодец, покосился на домового, на кота и отвернулся. — А-а… идите вы со своим Гаврилой знаете куда?! Я вон лучше к девкам подамся.

Волосы царевич имел кудрявые, плечи широкие, глаза голубые, баритон зычный, дамскому слуху весьма приятственный. Видя, как душевно дерутся красны девицы, как за косы друг дружку дерут, пальцы в рот положил и свистнул! А потом, когда все на него резко зыркнули, взял и запел, будто Николай Басков:

— Гей, красавицы, берёзки белые! Щёчки-персики, губки спелые. Не царапайтесь, усмиритеся, в мою сторону оборотитеся! Гляньте, солнышки, на царевича, одинокого Льва-королевича…

Царевны утихли, пораскрывали ротики и обступили его, как ёлку.

— Успокойтеся, не деритеся, ну-ка, славные, помиритеся. Шестеро братьев у Льва-королевича, сам же он младший, пред вами теперича. Каждой по вкусу любимый достанется, жизнь ваша сладкой конфетой растянется…

И тут у девушек вырвался общий счастливый визг. Забыв о традициях, крошке Егоре и сморчке-домовом, они дружно захлопали в ладоши, радуясь, как легко и здорово устроилась их судьба. Потом были вторая, третья песня, и хороводы, и вприсядку, и истерика у Гаврюши тоже была…

Во двор влетела легковая машина, оттуда выскочил дяденька — один из многочисленных знакомых, которым Перепонкин на время командировки жаб отдавал. Дяденька очень спешил. Он помахал дворнику, открыл заднюю дверцу и вытащил ящик, завёрнутый в одеяло. Из ящика торчал обрезок водопроводной трубы.

Сахип бросил лопату в снег и прибежал.

— Слушай, ты, наверное, Сахип, да?

— Ага! — сказал узбек (по-русски он говорил с трудом).

— Вот коробка для Иннокентия Ивановича. Знаете его?

— Не знаю, манна…

— Э-э-э… Ну, Иннокентий, Кеша. Кешу знаете?

— Кешу? Кеша, мана, знаю! — улыбаясь, кивнул дворник.

— Занеси ему, пожалуйста, по-братски, а то у меня совсем времени нет. Если он не дома, надо в тепле это дело подержать. Вечером отдашь. Понял меня?

— Понял, мана, в тепле, мана! — кивнул узбек и пошёл к подъезду дома.

— Достал своими жабами! — обречённо сказал дяденька, плюхнулся на сиденье, хлопнул дверцей и дал по газам. — В следующий раз ни за что не возьму!

Стоило Сахипу поставить коробку на пол и позвонить в дверь четвёртой квартиры, как песни-пляски резко оборвались.

— Шайтана, мана! — прошептал дворник и приложился ухом к глазку. Осторожно постучал по железной поверхности двери согнутым пальцем.

Изнутри открывать не спешили.

— Э-э?! — робко позвал он и огляделся по сторонам. — Дома-на есть кто, а-а?