Сборник «Гаврюша и Красивые» [2 книги]

Первым, что юный полуночник увидел, включив лампочку, было его полное зимнее снаряжение, аккуратно разложенное на кровати: сапожки, штанишки, свитер, пуховик, шарф, варежки и шапка. Вспомнив слова Гаврюши, мальчик понял, что их ждёт приключение. Храброе, чуткое сердце Егора велело не медлить. Он чувствовал себя матёрым десантником перед вылетом на задание. Экипировался он, как и положено десантникам, «пока спичка горит».

Лестница на чердак была продолжением общей лестницы подъезда. Полностью одетый мальчик бесшумно просочился на площадку. В эти мгновения мама включила телевизор, чтобы развлечь Светлану Васильевну, а папа уже сладко храпел. Тихого щелчка двери никто не услышал.

— Эй, Егорка! — позвал шёпотом знакомый голос. — Шевели ногами, скоро наш рейс.

Мальчик и домовой, на груди которого полумесяцем развернулась связка разнокалиберных ключей, встретились у входа на чердак. Старые петли скрипнули, и в нос ударила смесь запахов морозного неба, перьев и чего-то ещё.

Гаврюша закряхтел, сдвинул что-то в темноте и произнёс чудные слова, от которых хотелось чихать. Сделалось вдруг светло и уютно, как будто сотни маленьких мерцающих лампочек вспыхнули и расплылись по чердаку, словно золотые рыбки.

— Ух ты! Светлячки! — Мальчик так и замер с открытым ртом. — А разве букашки не улетают на зиму в тёплые края?

— Мои букашки не улетают, — гордо пояснил домовой, сунул руку за пазуху и вынул золотые механические часы на цепочке. — Опаздываем. Поди-ка сюда, Валентинов сын.

У Егорки глаза разбегались от собранных здесь дивных вещей. Чего он только ни увидел: и чучело взрослого медведя с балалайкой наперевес, и коллекцию подков, подвешенных на гвоздях, и тяжёлый сундук для пиратских сокровищ, и старинные часы с пыльным стеклом, открывающимся для перевода стрелок…

От предчувствия большого приключения сосало под ложечкой. Мальчик забыл про сон и позднее время. Пачкая и без того грязные штаны, домовой плюхнулся на колени и принялся что-то разглядывать на полу у стены.

— Готов отправляться в сказку? — Рыжебородый приятель обернулся к мальчику. — Тады скорей за мной!

Он уменьшился, словно сдувшийся шарик, и пропал из виду.

— Гаврюша! — Егорка едва не упал, подбегая к месту, где только что стоял его проводник. — Ты что сделал?

Пропустить поездку в сказку гораздо хуже, чем проспать Новый год, а ещё обиднее — потерять волшебного друга. Раздавить его сапожком, например. Сделав осторожный шаг назад, мальчуган присмотрелся и, к удивлению своему, нашёл в стене игрушечную дверь размером с мультяшную мышиную норку. Но главное, что подле норы стоял живой и невредимый крошка-домовой.

— Какой ты мелкий! — засмеялся Егор. — Как козявка-а…

Его почему-то страшно развеселило, что Гаврюша по-прежнему рядом и так уморительно машет ручками. Егорка прислушался.

— …пальцем! Ткни пальцем в дверь, слышишь? — пропищал лилипутик.

Мальчик послушно дотронулся, и чудо повторилось — он уменьшился вместе с одеждой.

— Вот и славно! — сказал Гаврюша нормальным голосом и выбрал ключ на связке. — Знаешь секрет?

— Не знаю.

— А я те скажу! Ты первый человек, которому дозволено будет войти в тайную комнату.

— Тай-ну-ю ком-на-ту, — повторил восхищённый Егор больше глазами, чем губами.

— И вход только один, этот.

Ключ повернулся в замке, дверь щёлкнула и распахнулась. Друзья взялись за руки и шагнули внутрь, в волшебный полумрак. Трудно было назвать комнатой место, в котором они оказались. Что-то неуловимое в обстановке ещё напоминало о старом доме и чердаке. Сохранился морозный воздух, перемешанный с запахом пыли и перьев, где-то далеко шумели московские улицы, но всё неумолимо таяло, как тают песочные фигурки от прикосновения морской волны. Новые, доселе невиданные звуки и запахи приходили им на смену. Егор крепче сжал руку домового.

— В сказке мы будем такие же крохотные?

— Не боись, в тех краях все такие, — успокоил Гаврюша и показал куда-то наверх. — А вот он и в сказке будет такой же огроменный.

Сверху неровными скачками опустилась корзина, способная вместить четырёх таких лилипутов, а следом голубь размером со спортивный вертолёт, запряжённый в неё вместо воздушного шара.

— По тутошним меркам обычная птица, а в сказке он, как видишь, со Змея Горыныча, — гордо пояснил Гаврюша.

Голубь, совершив посадку, склонил голову, выжидательно посматривая на мужичка.

— Лет сто назад на воробьях летали, верхом, только представь! — с охотой рассказывал тот, обходя вокруг птицы. — Никакого удовольствия, скажу я тебе, Валентинович. Пугливые, беспокойные, садятся через каждые десять шагов, дисциплины ноль. Енти совсем другое дело. Расписания придерживаются, на свист идут и любому нахальному Карлсону, если надо, наваляют. Уж я-то видел, врать не стану.

— Ух ты! — Семилетний московский школьник стоял задрав голову и внимал каждому слову. — Можно его погладить?

— Забудь! Склюёт и не заметит, что ты на пятёрки учишься. Ему до твоей ласки дела нет, так что лезь в корзину и сиди тихо. Я за тебя теперь целиком ответственный.

По специальной верёвочной лесенке они забрались в корзину.