Здесь я провел почти все свое детство. На чердак мальчишкой меня пускали очень редко. Место это казалось мне сокровищницей с бесценными диковинками, загадочными предметами и удивительными тайнами. Я не понимал назначения крупных инструментов, хотел заглянуть в каждую шкатулку и изучить каждую книгу, каждое спрятанное письмо.
И вот уже владельцем «богатства» я поднимаюсь на чердак, а вместо запаха доски, вместо восторга и любопытства – только пыль, жуки и грязь, только боль и уныние. Родной мне человек ушёл, и от него осталось слишком мало, все уместилось в небольшую избушку на окраине леса. Краска на рамах облупилась, ставни висели под диким углом и даже не закрывались. Когда-то я пытался переселить бабушку в другой дом, поближе к себе, но старушка всегда отказывалась. Только с боем удалось застеклить окна. Но и это она считала жутким расточительством. Были бы у бабушки силы, вынула бы стекла и спрятала, чтобы сохранить надольше.
После похорон бабушки прошли пара месяцев, и это первый раз с тех пор, как я снова оказался в этом доме. Я не смог себя заставить разобраться со всем сразу. Похороны прошли в какой-то мутной дымке, я не знал людей, пришедших проститься, они не знали меня, я все не мог осознать, что происходит и что надо делать… Все было сделано, как нужно, снова почти без меня.
Охранное заклинание спасало от всякого ворья, кого-то посерьезнее покосившаяся избушка не могла заинтересовать. Дом дождался меня… Ему больше ничего не оставалось.
Чердак оказался заставлен коробками до потолка, их было намного больше, чем в моих воспоминаниях. Остался только узкий проход среди угрюмых ящиков к грязному окошку. В мутном облаке дневного света, с трудом пробивающегося через стекло, кружилась хлопьями потревоженная мною пыль.
Я вздохнул. Прислонился к башне картонных коробок. Звук дыхания показался каким-то неуместно громким в этом храме запустения. А еще странное чувство, словно я разделился, словно рядом копошится паренёк, который искал когда-то тут удочку, наивный и веселый. В его мире всё светлое, в его мире все живы и веселы. Тот паренёк увял, покрылся плесенью, рассыпался в прах, вместо него остался только я. Маг. Настоящий, взрослый в плаще, в перчатках, с рунами, набитыми золотом. Способный на многое… Способный почти на все, только не на то, чтобы вовремя поменять лестницу на чердак у родного человека.
Появилось желание уйти, оставить дом навсегда в одиночестве. Я собрался, сделал несколько решительных шагов вперед, под моими черными сапогами клубами поднималась пыль и заполняла серой дымкой пространство, ложилась на мои волосы, одежду, проникала в легкие. Остановился. Поднял руки, разведя пальцы. Мой красный плащ начал вздыматься под ощутимыми потоками магии, словно плавал в масляной жидкости. Я сосредоточился на колдовстве, хотел просто спустить весь хлам вниз. Но закончить заклинание я не успел. Услышал тонкий рев небольшого существа и обмер на месте. Плащ опал, повиснув на моих плечах, как и полагается куску ткани. А я стоял, ожидая повтора звука, словно не поверил своим ушам. Но я уже догадывался, кто это мог быть.
Бедное создание – шишига, оказалось заперто под магическим куполом на несколько месяцев, не понимающее, что происходит, без шансов выбраться на свободу… Сложно представить его отчаяние в эти дни.
Во время похорон шишига, видимо, прятался. Я не знал, что он был тут. И без того напуганное создание пришло в ужас от потока магии и просто закричало. Я прикрыл глаза, чтобы попытаться найти его. Серый, пушистый шишига, ростом чуть больше кота, забился в угол между коробками слева от окна. Его маленькое сердце отчаянно колотилось, дрожащий комок шерсти, похожий на заросшего человечка с большими круглыми черными глазами. Приди я еще позже, от живого создания осталось бы только его истощенное тельце…
Я подошел к шишиге и резко схватил перчаткой. Создание снова завопило, не зная меня, не ожидая ничего хорошего от чужака. Я же начал его гладить по голове, а после извлек из сумки на поясе кусочек вяленого мяса. Одной рукой прижав серого к себе, другой в маленькие ручонки вложил лакомство. Шишига замолчал, удивленно глядя на меня, и через мгновение, урча, принялся за еду. Как-то слишком доверчиво-быстро он успокоился, прильнул ко мне теплым боком. Шишига не понимал, что это из-за меня натерпелся, что я – источник его бед. А я снова ушел мыслями в былое.
Вспомнился день окончания лета. Я, слишком взрослый лоб, краснел, сутулился перед неизвестным лавочником. Тогда бабушка все же допекла меня и притащила с собой «выбирать мне подарок». Сама она была в выцветшем буром платье и старой пожелтевшей косынке.