У Петровича возникло скверное ощущение, что его пробуют на зуб. Поддакнешь собеседнику — выйдешь безвольной тряпкой и слабаком, собственного мнения не имеющим; полезешь в спор — выставишь себя на посмешище, и вовсе не потому, что Барон так уж прав, а потому, что в словесных передергиваниях ему нет равных. Истина не рождается в спорах; в спорах рождается репутация спорщиков.
— Значит, по-вашему, гражданин Перель годился только на удобрение? — ляпнул Петрович.
В лице Барона не дрогнул ни один мускул.
— Кто таков? Жокей? Бывший коннозаводчик? Впервые слышу. Мудрите вы там в угрозыске, чепухой какой-то занимаетесь. Вы пришли, чтобы зря тратить мое время, уважаемый?
Последняя фраза прозвучала почти как угроза, да, собственно, ею и была.
— Зря? Ну это как посмотреть. — Петрович заставил себя улыбнуться, чтобы Барон не думал, что собеседник его боится. — Хотел я вам одну историю рассказать. Об отцах и детях, некоторым образом. Жила-была одна женщина, простая, работящая, лет, как говорится, средних, и была у нее дочь, именем Софья. Отец ее погиб на империалистической войне, как раз когда русские войска взяли Львов. Только вот интересно выходит — взяли-то город в 14-м году, а дочь родилась в 16-м. Ну, никак не может быть, чтобы она оказалась дочерью того, на кого ее записали.
Барон вздохнул и стал смотреть на лошадей и жокеев на беговой дорожке. В лицо собеседнику он больше не глядел.
— Ну, время было сложное, записали дочь на погибшего солдата, потом революции — одна, вторая, и разные всякие события произошли. В том числе девочка Соня выросла и учиться пошла. А отец ее настоящий примерно тогда же вспомнил о ее существовании. Сами, наверное, знаете, как в жизни бывает — то не нужны дети да не нужны, а время проходит и оказывается, что очень даже нужны. Но лично сам папаша проявляться не хотел и поручил собрать сведения о дочери ее соседу. Как Соня живет, с кем живет и все такое. Соседа, кажется, Николаем звали, а может, и нет. — Петрович сделал вид, что колеблется. — Нет, точно Николаем. И фамилия у него начиналась на "М".
— Короче, — сухо попросил Барон.
— А немного осталось, потерпите уж. Девушку Соню убили — задушили в парке Горького, а труп изувечили, чтобы затруднить опознание. Но настоящий ее отец и меньшее не прощал, а тут — что уж говорить. И пустил он на удобрение и молодого человека Сони, который ей свидание в парке назначил, и всех, кто мог ее убить. Не сам, не своими руками, но — отомстил. Вопрос, собственно, такой: остановится ли на этом безутешный отец или он найдет еще кого-нибудь, кого можно наказать за то, что произошло?
Хотя Петрович был вовсе не робкого десятка, он все же осекся, увидев устремленные на него в упор злые серые глаза.
— Вольноопределяющийся Логинов, — проговорил Барон, чеканя каждое слово, — вам не кажется, что вы слишком много на себя берете?
— Соня Левашова умерла, ее больше нет. И ей все равно, сколько жертв, виноватых или безвинных, принесут в память о ней. Вам ясно? Это совершенно… бессмысленно. Надо было заботиться о ней, пока она была жива. Устроить ее матери жилье получше, может, работу хорошую найти. Баловать, черт возьми, подарками. Вниманием ее окружить, чтобы она знала, что у нее есть отец, на которого она может положиться. А сейчас-то что? Хоть пол-Москвы убейте, ее это не воскресит. Кончено все, кончено навсегда, и заботу вашу она не оценит.
— Пошел вон, — коротко сказал Барон. — Разговор окончен.
Петрович посмотрел на его лицо, на то, как задирается над ровными мелкими зубами верхняя губа с полоской усов, и понял, что разговор действительно окончен. "Что ж… По крайней мере, я его предупредил, чтобы он прекратил свои фокусы и не путался у нас под ногами. И я с самого начала понимал, что ничего он не скажет. Не такой он человек…"
Он поднялся, поправил фуражку и двинулся прочь, но остановился, услышав слова, брошенные ему вдогонку.
— Дурак ты, вольноопределяющийся. Какой из меня отец? Да и мамаша ее никогда мне нужна не была.
"Сам ты дурак, — неожиданно обозлился Петрович. — Дороже хорошей семьи ничего на свете нет, и никакие бега, никакие костюмы ее не заменят". Но он был слишком умен, чтобы произносить эти слова вслух, потому что все очевидные истины, высказанные громко, начинают казаться простоватыми и даже какими-то мещанскими.
Не прощаясь, он удалился и, завидев машину Харулина, стоявшую в теньке, забрался на сиденье. Шофер поглядел на его мрачное лицо, не стал задавать вопросов и включил зажигание.
Глава 23. Окно
А если произойдет катастрофа, мы тогда и доведем до сведения милиции на предмет составления протокола.