Сборник "Иван Опалин" [5 книг]

— Ну, Эрманс, например. Колосков протащил вне очереди рекламу какого-то треста, а реклама здоровенная. Там же гадюшник, Ваня. В номере четыре полосы, редко шесть. Выкинули твой материал — и все, привет, завтра он уже может не пригодиться. Рубрик много, все толкаются локтями. Новости, фельетоны, мое про оборону, карикатуры, хроника, из зала суда, отдел домашних хозяек, книги, театр и кино, спорт, бега, уголок юмора, рассказы и стихи, шарады, шахматы, изо, наука и жизнь… и это я еще не все перечислил. А объявления? Я бы на месте Эрманса давно свихнулся, как все это примирить и впихнуть в четыре полосы. И так — каждый день, за вычетом праздников, когда мы не выходим.

Опалин вздохнул:

— Хочешь сказать, Эрманс мог что-то сделать с Колосковым из-за какой-то дурацкой рекламы?

— Не-не-не. Я, Ваня, вообще не о том. Терпеть не могу повторять сплетни, но Колосков протаскивал некоторые рекламы вне очереди и за полцены. Ну, не за полцены, но дешевле, чем обычно. А теперь попробуй доказать мне, что он это делал просто так.

Опалин нахмурился:

— Значит, Колосков отвечал за рекламу?

— Угу. Хотя вообще-то это не входило в его обязанности. Так-то он должен был заниматься второй полосой. Но на самом деле Колосков протаскивал рекламу, причем не только на четвертую полосу, но и на третью.

— А кто тогда занимается второй полосой?

— Поликарп. На нем вообще все, кроме объявлений.

— Постой, а как же главный редактор?

— Оксюкович-то? А он тоже нужен. По собраниям всяким ездит, к наркому, выбивает, чтобы бумаги нам давали побольше. Он болеет, чахотка у него, но он это скрывает, — прибавил Лапин другим тоном. — В ссылке заболел. Ему врачи велели бросить курить, а он ни в какую. Хороший он мужик, но в людях совсем не разбирается.

— Почему? — не удержался Опалин.

— Потому, — с сожалением отозвался бывший военный. — Он прямой, честный и всех судит по себе. А они-то не прямые и не честные. Все разговоры только о том, как бы вырвать себе кусок побольше и пожирнее. Гнилые людишки.

— А что у Колоскова по личной линии было? — рискнул задать вопрос Опалин.

— Ты его рожу видел?

— Э… ну… в общем…

— Ну, за деньги он точно мог себе купить какую-нибудь бабу, — снисходительно пояснил Лапин. — А без денег — кому он нужен?

— А по твоему ощущению, он ходил на сторону?

— Ходил. Но скрывал. Вообще он с Ксенией своей жил хорошо, но — привычка, такое дело. Старая жена — как старый сапог: удобно, но нет-нет да тянет на новый поменять. Так что баба у него была, точно.

— Его любовница из редакции?

Лапин усмехнулся:

— Была бы из редакции — я бы узнал. И не только я. Все бы знали и судачили.

У Опалина уже голова шла кругом. Реклама. Басаргин. Любовница. А что, если она была замужем? Что, если муж узнал? Колосков 15 августа послал жене телеграмму с сообщением, что завтра выезжает — и исчез. Не отправился ли он перед отъездом проведать свою пассию?

Позвольте, а как же Ленинград? Допустим, жене Измайлова показалось, что она узнала Колоскова… а что, если не показалось и это все-таки был он?

Если верить Лапину, Алексей Константинович устроил так, что часть денег за рекламу вместо бюджета газеты поступала в его собственный карман. А если он складывал эти деньги в кубышку и просто ждал удобного случая? Что ему мешало тогда сбежать вместе с любовницей?

— Никуда он не сбежал, — донесся до него скрипучий голос бывшего военного.

Вздрогнув, Опалин поднял глаза. Нехорошо, Иван Григорьевич, когда ваши мысли могут прочитать по лицу. Совсем нехорошо.

— Знаю я эти дурацкие слухи, — продолжал Лапин, дернув щекой. — Не, не побежал бы он ни за какой бабой. У Оксюковича несколько лет в запасе, но ведь место-то освободится, и Колосков вполне мог на него сесть. Я уж не говорю о его фокусах с рекламой. Поверь мне, он не из тех людей, которые станут бросать золотую жилу. Кто угодно, только не он.

— А что, если кто-то решил за него взяться? — неожиданно спросил Иван.

— За Колоскова? — удивленно спросил Лапин.

— Да. Это ведь мошенничество. Может быть, кто-то решил его прищучить и он испугался?

— И потому исчез?

— Да, а что? Может такое быть в принципе?

Лапин задумался.

— Если бы ему что-то угрожало, он бы пошел к друзьям, — заговорил он, тщательнее, чем обычно, подбирая слова. — Ваня, он скользкий, как угорь. Я тут тебе рассказал о его делишках, но сам понимаешь: там наверняка все шито-крыто, и в суде ты ничего не докажешь. Если он исчез сам, по своей воле… — Лапин нахмурился, — значит, его что-то до смерти напугало.

— Ясно, — кивнул Опалин. — Слушай, а как у него с происхождением?

— Из крестьян он. Отец в город на заработки подался, потом сына определил в трактир. Не, с происхождением там все чисто, можешь даже не думать.

Но Опалин привык всякую мысль доводить до логического конца и потому спросил:

— Колоскову сейчас 42 года, а в революцию он где был?

— Заведовал чем-то — столовой, кажется. К службе его признали непригодным — падучая и ребра поломаны. Его в детстве били, когда он в трактире служил.

Вот те на. Получается, Колосков еще и эпилептик. А ведь никто, ни один человек об этом не упомянул.

— Часто у него бывали припадки?