Едва он сел за стол и ответил на пару звонков, как к нему заявился агент угрозыска — не уже знакомый Петру Яковлевичу Опалин, а Логинов. Должанский ответил на вопросы и по просьбе агента взглянул на тело. Его вытащили из чулана и положили на пол, прикрыв каким-то покрывалом, которое сохранилось тут с тех пор, когда Дворец труда был Воспитательным домом. Петр Яковлевич посмотрел на труп и покачал головой:
— Нет, я его не видел.
— Вы уверены?
— Конечно. Если бы я не был уверен, я бы так и сказал.
Они вернулись в кабинет Должанского, и Логинов стал расспрашивать заведующего отделом поэзии о полотере Петрове:
— Вы его знали?
— Ну… как все. Он постоянно тут появлялся.
— Как по-вашему, он мог убить Карпова?
— За что? — изумился Петр Яковлевич.
— Вот и я тоже хотел бы знать. — Логинов вздохнул. — Один из свидетелей вспомнил, что вчера видел Карпова во дворце с довольно большой тетрадкой. Вероятно, это были его стихи — с такой же тетрадкой он приходил в редакцию в прошлый раз. Однако, когда вчера поздно вечером обнаружили труп, при нем не было ни бумаг, ни документов.
— Вы хотите сказать, — начал Должанский после паузы, — что Петров мог его убить из-за стихов?
— Петров или кто-то другой.
— Ну, случалось, что поэтов убивали… — пробормотал Петр Яковлевич в сильнейшем изумлении, почесывая щеку. — Вот Пушкина, к примеру… Но не из-за стихов же!
Когда Логинов ушел, Должанский стал разбирать бумаги, но не выдержал, чертыхнулся и, сняв трубку телефона, попросил ипподром.
— Погода хорошая, дорожка легкая, — сказал усталый женский голос.
— Заезды уже начались?
— Только что. А у вас разве не Ракицкий о бегах пишет?
— Он, просто мы поспорили. Ну, насчет победителя.
— У вас нет шансов выиграть у Ракицкого, — сказала женщина и засмеялась так молодо и очаровательно, что Должанскому захотелось слушать ее еще и еще. Но он отогнал от себя мысли, которые могли ему помешать, галантно поблагодарил собеседницу и повесил трубку.
Посетителей в то утро не было: угрозыск всех распугал, тем более что поэты — народ, как известно, чувствительный. (Фарбман в таких случаях добавлял: к гонорарам.)
Должанский разобрал почту и даже нашел хорошие стихи, но иное занимало его мысли, и он нет-нет да поглядывал на наручные часы. Наконец он решился и снял трубку.
— Алло! Третий заезд уже состоялся?
— Ах, это опять вы! — засмеялся голос. — На кого вы ставили?
— Я ни на кого не ставил. Я сказал, что Вымысел придет первым.
— Вымысел! Эх вы! Первым пришел Банкрот. Две минуты девятнадцать с половиной секунд. Можете записать, если хотите! А Вымысел — второй.
— Банкрот, значит? — вздохнул Должанский. — Теперь я должен Ракицкому пиво. Спасибо, прекрасная барышня. Хорошего вам дня!
— Тук-тук! — В дверь протиснулся Глебов, держа в руке трубку. — Что за разговоры о банкротах?
Петр Яковлевич холодно посмотрел на гостя. Но Степа был слишком толстокож, чтобы его можно было пронять взглядом.
— Только не говори мне, что написал стихи, — сказал Должанский. — Я этого не переживу.
Степа решил, что его собеседник удачно сострил, и весело засмеялся.
— Нет, я не про стихи. Басаргин клянется, что он ничего не знает, а он ведь водится с этим… Опалиным. Ты в курсе, что Колоскова вроде нашли?
— Правда?
— Да, и говорят, что его убили.
— А я-то думал, он удрал с деньгами, — протянул Должанский, почесывая бровь. — Это было бы умнее, чем стать трупом.
— Может, его Петров убил? — высказал предположение Глебов. Он сунул в рот трубку и выпустил клуб дыма.
— Почему Петров?
— Ну, не знаю. Убил же он твоего знакомого.
— Какого знакомого?
— Хитрец ты, Петя, — сказал Глебов и дружески ткнул Должанского кулаком в плечо. Тот отодвинулся и даже встал с места. — Я же видел, как он вчера из твоего кабинета выходил.
— Кто выходил?
— Ну Карпов этот! Ты что, забыл? Или сказал агентам, что его не видел, чтобы они тебя не заподозрили?
— А в чем меня можно заподозрить? — удивился Должанский. — Не приходил он ко мне…
— Как не приходил, когда я точно помню — он от тебя вышел, и вид у него был такой, словно он увидел привидение.
— Степа, — сказал Петр Яковлевич после паузы, чувствуя, как у него холодеет лицо, — не выдумывай.
— Да что я выдумываю? Говорю, что видел…
— Ничего ты не видел, — прошипел Должанский. Он взял какую-то папку со стола, притворился, что читает содержимое, и сделал несколько шагов по комнате.
— Ты меня с толку не сбивай, — важно сказал Глебов. — Я еще думал — сказать угрозыску, что он у тебя был, или нет. Потом подумал — какая разница, если его Петров убил? А теперь думаю: может, надо было сказать? Может…