Сборник летописей. Том II

Везир эмир Ахмед и казий Беха-ад-дин, который также имел степень везира, и эмир Данишменд[778] удержали его под тем предлогом, что надо спросить также и других. Они вызвали Мавляна Хамид-ад-дина, в прошлом самаркандца, который был казием, и спросили его о том же. Он ответил: «Такой стих есть». Каан спросил: «Почему [же] не убивают?». Тот ответил: «Всевышний бог приказывает убивать многобожников; если каан дозволит, я скажу, кто считается многобожником». [Каан] сказал: «Говори». [Тогда] он сказал: «Так как ты пишешь в начале ярлыка имя бога, то ты не многобожник, многобожник — это тот, кто не признает [единого] бога и приписывает ему товарищей, а великого бога отвергает».

Каану [это] чрезвычайно понравилось, и эта речь пришлась ему по душе. Он оказал почет Мавляна Хамид-ад-дину и обласкал [его]. |A 180а, S 418| Остальные благодаря его речи получили освобождение.

В общем, Санке был семь лет везиром. Как-то однажды каан потребовал у него несколько жемчужин. Тот ответил: «У меня нет». Один дамганец, некто по имени Мубарек-шах, имел доступ к каану, и речь его была [каану] приятна. Он выжидал удобного случая причинить зло Санке и доложил [каану]: «Санке держит дома целый харвар жемчуга и драгоценных украшений, я [сам] видел, пусть каан займет его [чем-нибудь], пока я схожу и принесу [это] из его дома». [Каан] задержал Санке у себя, пока Мубарек-шах не принес из его дома пару ящиков. Их открыли, там были изящные жемчужины и драгоценности, не имеющие себе равных. [Каан] показал их Санке и сказал: «Как [это так], — ты имеешь столько жемчуга, а я просил у тебя две-три жемчужины, и ты не дал!» Пристыженный Санке сказал: «Мне дали вельможи-таджики, которые могут это подтвердить. Каждый из них был хакимом определенной области». [Каан] сказал: «Почему они также и для меня не приносят жемчуга и драгоценностей? Мне ты приносишь платья из грубой шерсти, а себе берешь деньги и бесподобные драгоценности!». Санке ответил: «Они [так] дали, пусть каан издаст ярлык, чтобы я вернул обратно!». Так как его слова были грубы и дерзки, то [каан] приказал наложить ему в рот нечистот, его схватили и вместе с Хинду, [одним] из эмиров таджиков, бывшим налицо, казнили. Остальные были в области Манзи. [Каан] послал захватить их всех. Когда привели Беха-ад-дина Кундузи, кашгарского мелика Насир-ад-дина, Омара Киргизи и Шади Цзо-Чжэна, он приказал и их также убить. Затем он сказал: «Беха-ад-дина Кундузи я потребовал от его отца». Он закричал на него, дал ему собственноручно несколько пощечин и, надев на шею развилину, бросил в яму.[779]

Про Насир-ад-дина он также сказал: «Я вызвал [его] из Кашгара. Верните ему его имущество».

Когда [Насир-ад-дин] был помилован, то, как только он сел на коня, с ним отправилось верхом много людей, ибо он был щедрым и великодушным человеком и имел много приверженцев. По дороге он встретил стольника эмира Гирея, который из-за старости ехал, сидя в повозке. Мелик Насир-ад-дин из-за толпы людей не видел его и не оказал внимания. Тот рассердился. А Пехлеван, мелик бадахшанский, который однажды приезжал сюда,[780] сказал ему: «Это мелик Насир-ад-дин, которого хотели казнить. В одно мгновение, едва только его освободили, он забрал себе в голову столько гордости и высокомерия! С ним выехало столько верховых! Он посылает ежегодно для Кайду больше тысячи тенге!». Гирей рассердился на [мелика Насир-ад-дина] и, когда он приехал в столицу каана, оклеветал его. Вышел указ привезти его снова. И его казнили. За Омара Киргизи и Шади Цзо-Чжэна заступился царевич Ачиги. [Каан] даровал им жизнь, Беха-ад-дина Кундузи он тоже освободил, а вместо Санке посадил Олджая, чжэн-сяна. Вот и все!

Рассказ о старших эмирах каана, об именах их почетных людей и о поприще каждого

Из старших эмиров каана один был Баян-нойон, из рода барин, которого взяли отсюда,[781] он умер через восемь месяцев после [смерти] каана, у него есть сыновья и дочери. Другой — Хантун-нойон, чжэн-сян, которого взяли в плен вместе с Нумуганом, он умер годом раньше каана.

Еще Очачар-нойон, который в настоящее время по-прежнему живет у Тимур-Буки занимает [некую] должность. Олджай, чжен-сян, так же [как] и Дашмен, по-прежнему влиятелен и ведает делами ярлыков, пайз, купцов, ввоза и вывоза. Тархан чжэн-сян в настоящее время влиятельнее, чем прежде, и состоит в диване. Талику, Чиркулан и Чиртаку — все трое были [между собой] братьями [и один] начальником сокольничих, а [другие], во главе диванов ... и ..., чтобы докладывать все, что узнают, и заключать под стражу.