Сборник летописей. Том III

Маджд-ал-мульк потерял надежду и написал записку.[293] «Раз-де государь оказал благоволение сахиб-дивану, он когда-нибудь раба [твоего] не пощадит. Раб [твой] надеется, что ты препоручишь его какому-либо эмиру, чтобы тот защитил его от его [сахиб-дивана] козней, или пусть будет издан указ, чтобы раб [твой] удалился из этого царства». Абага-хан промолвил в ответ: «Хотя я и оказал благоволение сахиб-дивану, Маджд-ал-мулька я не обвинил. Пусть он состоит при ставке да водится с Тогачаром, Чуши [?] и Урдукия». Маджд-ал-мульк стал рассчитывать на помощь и согласно указу, который был издан, неотлучно служил и сообща с Садр-ад-дином Зенджани поджидал какого-нибудь удобного случая, пока весною года ...[294] соответствующего лету 679, не вышел указ, чтобы Маджд-ал-мульк Иезди был мушрифом от берегов реки Амуйе до самого Мисра и сахиб-дивану [был бы] товарищем. Когда Абага-хан со всеми женами, царевичами, эмирами, столпами царства и придворною знатью находился в кумирне в Мераге, он приказал, чтобы[295] во всеуслышание прочитали этот ярлык. Все единодушно сказали: «Никогда-де монгольские государи не давали подобного ярлыка тазику». А Абага-хан молвил Маджд-ал-мульку: «Будь очень бдителен в делах царства, достояния, казны и сокровищ и обо всем осведомлен. Над всеми делами пусть стоят твои наибы, остерегайся хорошенько и ни в каком случае не отставай от ставки. Ежели кто покусится на тебя, тому я знаю как ответить».

Когда [Маджд-ал-мульк] нашел такое значительное покровительство, все его стали уважать, и он приобрел полную власть; по этой причине[296] дело сахиб-дивана Шамс-ад-дина упало и, сколько он ни крепился, оно не было блестящим. Маджд-ал-мульк послал сахибу Шамс-ад-дину, ‛да смилуется над ним бог’, следующее четверостишие:

Стихи

Я хочу окунуться в море твоего горя,

Иль потонуть, иль достать жемчужину.
Покушение на тебя опасно, но я хочу [его] свершить,
Или лицо обагрю [себе], или шею.

|A 223b| А он в ответ на то прислал обратно это:

Стихи

|S 505

| Так как не подобает судиться с государем,То надобно переносить горести судьбы.
Это дело, к которому ты приступил, —
Им обагришь ты и лицо и шею.

Маджд-ал-мульк, когда увидел, что козни его не действуют на сахиб-дивана, обратился к его брату Ала-ад-дину и начал делать на него всяческие нападки. Был издан указ, чтобы его схватили, а Маджд-ад-дин ибн ал-Асир, который был его наибом, сидя против него на очной ставке, говорил: «От такой-то местности ты имеешь столько-то, а от такого-то лица — столько-то». Когда сахиб Шамс-ад-дин воочию увидел щекотливость дела, он известил брата: «Ты-де никоим образом не отрицай, чтобы не вышло затруднения, ибо говорят: ‛Да не благословит господь достояния после того как получено возмещение’». Ала-ад-дин согласился дать сто туманов денег. После уплаты, как будет описано, с него потребовали еще больше и дошло до того, что его заковали в цепи и выставили на Багдадском мосту и мучили разного рода побоями и пытками, пока он не отдал всего, что имел. После того он продал даже своих детей. В конце концов дело его совсем испортилось, а степень Маджд-ал-мулька возросла. Аминь.

Рассказ о походе Абага-хана в Сирию, сражении царевича Менгу-Тимура с мисрцами и возвращении государя в обитель мира Багдад

Вследствие того, что сирийцы вторглись в области Рума и Диярбекра, делали набеги, опустошали владения мусульман, травили хлеба и возбуждали усобицу, Абага-хан рассердился на этих людей и твердо порешил итти в поход на те края. Охотясь, он дошел до Хабура и Рахбы Сирийской,[297] однако через Ефрат не переправлялся, и выслал с передовым отрядом брата своего Менгу-Тимура. Когда он дошел до Химса, он остановился, а Абага-хан расположился по эту сторону реки напротив Дейр-и Бир. Жители Дейра разбежались и было приказано их ограбить, сжечь крепость Залибийю и биться с рахбинцами. 29 числа месяца джумада-л-ахыра того года, что был годом 680 [15 X 1281], [Абага-хан] вернулся в Синджар и в половине месяца раджаба присоединился к ставкам в Махлябийи Мавсильского округа.