Читаем Сборник по ЧЖ:NGE полностью

Место рождения — Уралмаш, номерной цех, номерной конвейер. Потом сдаточные полсотни километров; потом однорукий военпред, до слез помнящий Лохвицу и Коломыю; потом погрузка — лихой заводской мехвод, еще в сорок третьем году загонявший тридцатьчетверки по эшелону вдоль. Ему плюс двадцать и танку плюс двадцать. Парнишке было четырнадцать, стало тридцать четыре. Танк был тридцать четвертый, стал пятьдесят четвертый. По документам пятьдесят пятый, да кто ж не знает, что от пятьдесят четвертого отличие только в противоатомной защите. Потом платформа- брезент- поезд- перестук- стрелки- полустанки- от вагона! стрелять буду! — перегоны — выгрузка; потом город-герой Севастополь, горько-синяя Северная бухта; раскаленный трюм транспорта; рампа; песок; Синайский полуостров; перевозка завершена — выдох.

Египетский механик, которого военспец из родного Свердловска лупит по затылку:

"Фи-и-и-ильтры! Чурка нерусская, аллах…бар, фи-ильтры чистить надо! Слышишь ты, х…йллах…бар! Чи-и-и-стить, с-сука!"

Потом жара, бесконечная и вечная жара, здесь ее залежи, отсюда она разносится ветрами, поездами, самолетами, туристами на подошвах, нефтью в танкерах — по всему миру; потом время года с непонятным названием "таммуз"; потом чужие туши в прицеле, наконец, бронебойный! Удар по капсюлю! Вспышка! Вспышка того самого выстрела, после которого Эхуд Элад, не худший в Израиле командир батальона, безголовым мешком осел в люк своего "паттона" — а для чего создается и живет танк, если не для победы и смерти?

Потом арабский экипаж сбежал, а веселые от победы израильтяне накинули тросы на буксирные крюки. Отволокли к себе, вместо любимой уральской сотки присобачили стопятимиллиметровую М68 и назвали — "Тиран-5Ш". И так велика была в те годы слава Иосифа Грозного, за жестокость прозванного Виссарионычем — что весь мир знал: слово "Тиран" в названии — не от названия Тиранского залива, вовсе нет!

А уж потом настало время совершенно иное. Тоже непонятно было: кто за кого и во имя чего стреляет в спину саперу, снимающему мины на перекрестках Бейрута; патрульному в секторе Газа; но ни сапер, ни патрульный умирать отчего-то не хотели. И вот тогда-то в армии обороны Израиля завелись тяжелые бронетранспортеры. В танковых бригадах как раз объявились новомодные "Меркавы", и старые танки попали под перешивку; "Тираны" с прочими тоже. С ветеранов снимали башню, втыкая недоразумение-брызгалку боевого модуля с обидным названием пирожного, выкорчевывали уральские дизеля, ставили американские двигатели, стиснутые умением лучших в мире механиков. Слева от ужатого движка образовался проход к двери в заднем борту, и когда новорожденный "ахзарит" становился к ворогу лбом, семь пехотинцев могли безопасно выскочить через этот самый задний проход. Благо, брони на тяжелых БТР — за счет снятой башни — навешено столько, что от лба даже болванки рикошетят.

* * *

— Алло! Алло!

— Слушаю вас, говорите…

— Сто два! Сорок пять! Девятьсот четыре!

— Ноль восемь?

— Семьдесят шесть! Шесть!

— Опознание выполнено. Слушаем Вас.

— Помните Засядько Семена Михайловича? Летная куртка?

— Еще что-то можете вспомнить?

— Шоколад "гвардейский"!

— А! Василиса?

— Да! Да!

— Что случилось? У нас тут, знаете ли, запарка! В Токио бой, разве у вас там не слышно? Энергия льется водопадом, "стены" истончились до предела. Ожидаем инфильтрацию в огромных количествах.

— Это хорошо. Мне… нам как раз нужна помощь. У нас две EVA уничтожены. За горой Футаго. Пилоты катапультировались где-то в лесу. Выслали спасателей на трех вертолетах.

— И при чем тут мы?

— Вертолеты тоже сбиты! Радиосвязи с ними не было, но с базы видели: стингеры. Все три вертолета сбиты стингерами. Там был Артем Кондратенко, племянник командующего русской группировкой…

— Сочувствую вашему горю, но как тут может помочь наш отдел? Надеюсь, вы-то понимаете, чем мы занимаемся. У НЕРВ, у миротворцев, наконец, у Сил Самообороны есть спецподразделения, куда лучше способные искать и спасать сбитых в воюющих горах!

— Только именно сейчас неизвестно, на чьей стороне выступает каждая из этих организаций. Тот бой, который вам слышен — он же совсем не с Ангелами! Это именно те, кого вы назвали, делят НЕРВ и роботов! А с ними и пилотов! Уж лучше пусть ваши клиенты ищут сбитых!

* * *

— Братик?

— Рей?

— А как ты нашел нужные слова? Ну… Тогда, на телевидении?

— Это вообще-то была идея Габриэллы. Она умница! Прибежала в НЕРВ, построила Асакуру! Представляешь, Синдзи? Асакура молчала! И слушала! Целых две минуты! Да наша Габри просто клад… Ты не хотел бы перейти в ислам?

— Мисато! Опять?!

— А что? Отменная младшая жена! Я же знаю, что главной ты все равно назначишь Лэнгли!

— Да. Взводный, ты великолепно выглядел. "Путь защиты императора лежит через оборону НЕРВА и Геофронта"! "Следуйте за мечом Курибаяси!" Это их раскололо. Пополам! И у нас тотчас же стало меньше врагов! Жаль, что телеканал уцелел только один, а все эфирное вещание сдохло.

* * *

Смерть в воде — смерть в огне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пульс
Пульс

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс — один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10 1/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд» и многих других. Возможно, основной его талант — умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство — Барнсу подвластно все это и многое другое. В своей новейшей книге, опубликованной в Великобритании зимой 2011 года, Барнс «снова демонстрирует мастер-класс литературной формы» (Saturday Telegraph). Это «глубокое, искреннее собрание виртуозно выделанных мини-вымыслов» (Time Out) не просто так озаглавлено «Пульс»: истории Барнса тонко подчинены тем или иным ритмам и циклам — дружбы и вражды, восторга и разочарования, любви и смерти…Впервые на русском.

Джулиан Барнс , Джулиан Патрик Барнс

Проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная проза