Сборник произведений

«Меж двух миров, на грани смутной тайны

Мерцает жизни странная звезда.

Как наши знанья бедны и случайны!

Как многое сокрыто навсегда!» (15, 99)

Но углядишь среди житейских схем –

Любовь, сраженья, короли, гарем.

3

Любовь, сраженья, короли, гарем –

Страданья, страсти, жуткие порядки …

И здесь вопросы – что и как? Зачем?

И с каждой песней – новые загадки.

И кто докажет верность теорем?

Кто разглядит от чувств былых остатки?

Бывают многие на эти вещи падки,

Да жаль – слепы, как грозный Полифем.

«Разумный человек обычно пьет, —

Что в нашей жизни лучше опьяненья?

Всечасно упивается народ

Любовью, славой, золотом и ленью». (2, 179)

Проблемы эти поздно или рано

Освещены для нас пером титана.

4

Освещены для нас пером титана

Достоинства и слабости людей,

Здесь – героизма честная нирвана

И подлости творящий лиходей.

Вдыхает дым восточного кальяна,

Среди наложниц кровожадный бей,

А вот в кругу сомнительных идей

Английский лорд с чертами бонвивана.

«О, люди-псы! Но вам напрасно льщу я:

И псами вас не стоит называть;

Ваш гнусный род вам честно покажу я,

Но музу вам мою не испугать!» (7, 7)

Людских пороков тягостный ярем

С какою силой показал он всем!

5

С какою силой показал он всем

И язвы, и пороки той эпохи,

Срывая маски и защитный крем,

В надежде, что пробьются правды крохи.

И в этом действе не было дилемм,

Показаны поэты-скоморохи,

Мздоимцы, демагоги и пройдохи,

И прочие мерзавцы всех систем.

«Я видел маленьких поэтов рой

И многословных, но не многославных

Говорунов; и биржевой разбой

Под вопли джентльменов благонравных». (11, 85)

Всех показал правдиво, без обмана

Октавами изысканного клана.

6

Октавами изысканного клана

Свой мир и философию создал.

В итоге с репутацией смутьяна

Зачислен лорд навеки в Славы зал.

Найдется ли поэт такого плана,

Взойдет ли на достойный пьедестал –

Который и любил, и презирал

И обличал вельможного болвана?

«Я прежде ненавидел и любил,

Теперь умею только издеваться, —

И то, когда молчать не станет сил

И складно рифмы звонкие ложатся». (13, 8)

Рождали рифмы сладкого дурмана

Фонтаны чувств несчастного романа.

7

Фонтаны чувств несчастного романа!

Да вами вся поэзия полна –

Здесь страсть, измена, колотая рана,

И чаша ядовитого вина.

Не избежать любовного аркана,

Бывает эта мука столь сильна,

Что угнетает, словно власть тирана,

И, кажется, что жизнь обречена.

«Я признаю с великим сожаленьем,

Испорчен род людской — да, это так:

Единым порожденные стремленьем,

Не ладят меж собой любовь и брак!» (3, 5)

Поэт опишет, коль не глух и нем,

И радость жизни с грудами проблем.

8

И радость жизни с грудами проблем,

Которые повелевают нами

И нас гнетут, но, право, вместе с тем

Нам этот гнёт ниспослан небесами.

И даже если ты лишён совсем

Тех чувств, что поглощают, как цунами,

Бредёшь своими сложными путями,

Незнающими проторённых схем.

«Романы в жизни я видал такие,

Каких еще ни разу не читал,

А перечисли их и расскажи я, —

Никто б и верить, кажется, не стал!» (14, 80)

От ярких чувств ничто не защитит,

Ярмо забот – оно на всех висит,

9

Ярмо забот – оно на всех висит,

И правило не знает исключений –

Будь ты безвестен или знаменит,

Лентяй, тупица, умник или гений.

Ему подвластен каждый индивид,

Известен всем тяжелый груз сомнений,

Борьба переживаний, разных мнений,

И кажется, что в голове стучит.

«Хоть даже Иов двух друзей имел,

Но я скажу — и одного хватает

В несчастье; при расстройстве наших дел

Нам состраданье плохо помогает» (14, 48)

Да, велика у всех страданий смета,

Поэтов тоже не минует это.

10

Поэтов тоже не минует это,

И боль у них всегда сильней стократ,

Давно известно, что о болях света,

С пристрастием поэты говорят.

Поэту не понять анахорета,

Хулы и лести презирая яд,

У совести своей берёт подряд

Не выполненье старого завета.

«По стебельку, — сказал великий Бэкон, —

Мы направленье ветра узнаем!"

Поэт, поскольку страстный человек он,

Колеблет мысли творческим огнем…» (14, 8)

Вопрос перед поэтом не стоит:

«О чём глашатай власти говорит?»

11

О чём глашатай власти говорит,

К тому и проявляет пресса рвенье,

А твой сюжет заброшен, позабыт,

Не получить ему благословенье.

Но, ежели поэт не лыком шит,

Ему не по душе чужое пенье,

Сам создаёт прекрасное творенье,

Которое история хранит.

«Поэты многотомно-многогласные,

Десятки, сотни, тысячи писак!

Вы ложью увлекаетесь опасною,

Вам платит власть, чтоб вы писали так!» (9, 35)

Не властью, револьвером и кастетом, –

Эпоха отражается поэтом.

12

Эпоха отражается поэтом.

И в том поэты выше королей,

А песню, что сияет вольным светом,

Не забывают до последних дней.

Честь и бесстрашье служат амулетом,

Хоть иногда не избежать цепей,

Поэт, ты чашу горькую испей,

Не поступись своим авторитетом!

«Оставьте старых и утешьтесь новым!»—

Разумно мне советуете вы.

Не черепаха я — пред страшным словом

Я никогда не прятал головы». (14, 49)

Бывает, что закована рука …

Того, кто мыслит, участь нелегка,

13

Того, кто мыслит, участь нелегка,

Таких примеров мы находим море,

Бывает, что виной – одна строка,

И постигаешь, что такое горе.

Но Лета – не для гения река,

Она скорей для вига или тори.

Партийцы с дерзким вызовом во взоре,

Для вас река смертельно глубока.

«Я не сужу, реален или нет

Мой Дон-Жуан, да и не в этом дело —