Сборник работ. Девяностые

— Конституционный суд был так же незаконен, как и дудаевская прокуратура, он не предусмотрен в субъектах Российской Федерации. Но у нас появилась цель: сказать правду. Уже к концу марта конституционный суд вынес заключение о незаконности роспуска парламента и городского собрания, незаконности введения комендантского часа и т.д. Мы признали недействительными целый пакет указов президента Дудаева. Но, объективности ради, и многие законы и постановления парламента также признали неконституционными.

И я тут же опубликовал заявление о том, что ухожу из конституционного суда, потому что в Чеченской республике установился диктаторский режим, все решает не закон, а оружие. Служить этому преступному режиму считаю для себя невозможным. Все газеты опубликовали это заявление.

Здание конституционного суда было расстреляно из пулеметов, затем боевики ворвались внутрь, тут уже в ход пошли автоматы, все шкафы, сейфы — все было уничтожено.

Этого седого человека легко было убить. Не тронули. У Дудаева было тогда, перед войной много других серьезных, вооруженных противников — Лабазанов, Гантемиров.

И опять Асаев обращается в Москву, сообщает о вынужденном простое, просит работу. «Пока работы нет. Будет — сообщим. Держитесь», — отвечала Москва.

— Генеральной прокуратуре отписываться удобно. Она меня с работы не снимала. Я у них числюсь, а зарплату не получаю. Что я есть, что меня нет — все равно им.

По Грозному шли митинги. Составлялись списки «врагов народа», люди исчезали неизвестно куда.

— Наводить конституционный порядок, конечно, было нужно, — говорит Сулумбек Асаев. — Разбои, грабежи, убийства. Беспредел полный. И очень многие чеченцы надеялись на Москву.

Но Москва вместо опытных хирургов со скальпелями прислала мясников.

Война глазами прокурора

31 декабря 1994 года газета «Ичкерия» на первой полосе поздравила россиян, «дорогих соотечественников»: «Мира и счастья вам в новом, 1995 году!»

А через час начался штурм Грозного.

Об этом уже писали — зачем?

Да, писали, но почти всегда варварами выставляли чеченцев.

Да, писали, но тут же и забывали об этом и до сих пор выводов не сделали, до сих пор не можем поладить с Чечней.

Надо писать, чтобы помнить каждый день эту войну, как ее помнят солдатские матери.

Многие государства после кровавых войн выходили очищенными. А мы — каждое десятилетие — в крови. Мы — манкурты.

Сулумбек Асаев:

— Началось с бомбёжки города. Два с половиной месяца бомбили и уничтожали все подряд — шквал огня, стреляло все, что могло стрелять, и днем, и ночью. Тяжелые орудия, «Град» бьёт, бомбёжки — беспрерывно, с земли и воздуха, земля ходуном ходит.

По городу валялось множество трупов, в основном русских солдат. Чеченцы, какими бы они там ни были, даже бандиты, раненых и убитых уносили с собой. В редких случаях оставляли, когда под шквальным огнем не заметят друг друга. Чеченцы вывозили тела погибших на окраину, чтобы родные могли опознать. Предать тело земле — этот обычай у чеченцев в крови. Умерший, но непохороненный чеченец — это горе и позор семьи на всю оставшуюся жизнь.