Сборник работ. Девяностые

И таких случаев… Тоже летом 95-го, когда вся власть была у русских, к дому Галановых подъехал БТР. Вся семья — 9 человек — была расстреляна, а трехлетнему ребенку сделали еще контрольный выстрел в голову…

Сама процедура расследования была запутана изначально, никаких виновных не найдешь. Я предлагал создать единую следственную группу из лучших спецов всех трех прокуратур. Нет, никому ничего не надо.

Еще я предлагал, писал в Москву, чтобы прислали ревизоров — куда и на что потрачены деньги в 1995 году, направленные в Чечню. Ни ответа ни привета. А ведь у нас, скажем, комиссия по выплате компенсации была сплошь из жуликов. Мы нескольких членов комиссии арестовали даже. Комиссия из чеченцев. Составлялись фиктивные документы, что у таких-то людей дома якобы разрушены, подписывались акты. Потом мы проверяем: дома целехоньки.

И опять на мои сигналы о хищениях — ноль внимания в Москве.

В жестоких условиях Асаев работал на Россию, а Россия словно специально не хотела знать никакой правды.

В его обкомовский дом, на который он обменял Подмосковье, попала бомба, Асаев жил в деревне, откуда и ездил на работу.

Однажды, отправляясь в командировку в Москву, он строго-настрого запретил сыну куда-либо выезжать. Но Андрей с двоюродным братом и соседским мальчиком отправились в Грозный посмотреть, что осталось от разрушенного дома.

Ушли и пропали.

Когда Сулумбек вернулся из Москвы, он кинулся в фильтрационный пункт, который окрестили фашистским лагерем. Об этом много писали, но вот еще несколько коротких строк журналиста ингуша Магомеда-Рашида Плиева, которого в фильтрационном пункте пытали: «В вагон-заке лечь было невозможно, дышать было трудно, воды практически не хватало. Некоторые начали пить собственную мочу».

Асаев показал удостоверение заместителя прокурора, подписанное первым зам. генерального прокурора России. «А-а, поддельное», — сказали ему и к вагонам даже близко не пустили.

— Через контрразведку я добился, чтобы мне показали журнал регистрации. Нашел фамилию сына: «11 февраля задержан в районе боевых действий без документов. 13 февраля освобожден».

Подпись: «Иванов». Они все там — Ивановы, Петровы, Сидоровы — обезличены.

Ложь. Мы нередко находили потом трупы таких освобожденных. А за освобождение, даже если человек уже калека, надо было платить русским выкуп.

— Слишком серьезное обвинение.

— Да ведь ко мне же потом приходили люди: «Я заплатил…»

Через какое-то время к Асаевым заехал незнакомый парень и сказал, что Андрея и двух его товарищей видели, как они под конвоем внутренних войск собирали на улицах и площадях трупы русских солдат.

Сын пропал без вести, растворился. Сулумбек искал его всюду и только теперь понял Хамидова, его радость, когда тот нашел мертвых сыновей.

6 декабря 1996 года Асаев, как обычно, выехал из деревни в Грозный на работу, но его остановил русский блокпост.

— Нельзя. Опять война. Боевики захватили Грозный.