Сборник работ. Девяностые

— В телефонной книжке я установил номер телефона германского консульства и позвонил туда. С консулом мне удалось переговорить лишь после неоднократных звонков.

— Какой вы имели разговор с консулом?

— Я отрекомендовался консулу украинским писателем, назвал при этом вымышленную фамилию, просил консула связать меня с иностранными журналистами, заявил, что в результате путешествия по Союзу имею разный обозрительный материал, намекнул, что этот материал хочу передать иностранным журналистам. …Консул ответил предложением обратиться в германскую миссию в Москве.

По данным Жукова, Николаев бывал в консульстве раза три-четыре.

Но «германский след» вдруг разом обрывается.

Сталин уже тогда, в 1934-м, не хотел портить с Германией и без того непростые отношения.

Но и отказаться сразу от заманчивой «иностранной» версии тоже было жаль. Переключились на …Латвию (привлекло происхождение жены?). 5 декабря Николаева совершенно неожиданно начали расспрашивать о визите в латвийское консульство. «В справочном бюро я получил номер телефона и адрес консульства», — отвечал Николаев. Для чего? Хотел сказать консулу, что «должен получить наследство, …являюсь латышом, говорил на ломаном русском языке». Когда это было? Не помнит.

Вдруг 25 декабря вспомнил: дата первого визита к латвийскому консулу — 21 или 22 сентября. Но зато на школьный вопрос о том, как зовут латвийского консула, снова ответил простодушно: «Не могу вспомнить».

Выступая с заключительным словом на февральско-мартовском пленуме 1937 года, нарком внутренних дел Ежов, затрагивая убийство Кирова, сказал: чекисты «на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит».

Из показаний Николаева 20 декабря.

«Просил консула связать нашу группу с Троцким… На встрече третьей или четвертой — в здании консульства консул сообщил мне, что он согласен удовлетворить мои просьбы и вручил мне пять тысяч рублей».

23 декабря: латвийский консул «деньги дал для подпольной работы…».

Все. Выскочило. Капкан готов. Дальше можно проставлять любые имена.

* * *

6 декабря Москва хоронила Кирова. На похоронах выступил Молотов и заявил о версии вполне «нейтральной»: в гибели Кирова повинны некие абстрактные силы — «враг рабочего класса, его белогвардейские подонки, его агенты из-за границы».

Между тем уже с вечера 4 декабря следствие впервые получило «агентурным путем» — от Николаева первые имена, отнюдь не белогвардейцев. «…На мое решение убить Кирова повлияли мои связи с троцкистами Шатским, Котолыновым, Бардиным и другими».

Об этом немедленно сообщается в Москву Сталину и Ягоде.

В Ленинград съехалась верхушка ГУГБ НКВД СССР.

«Местопребывание» Котолынова — студента Политехнического института, в недавнем прошлом члена ЦК ВЛКСМ, обнаружили быстро. И он, и Шатский назвали новые имена — тех, кто работали с Николаевым в Выборгском райкоме комсомола, в Ленинградском горкоме и действительно разделяли взгляды Зиновьева и Троцкого. На допросах все они не скрывали этих общеизвестных фактов, никак не подозревая, что их ждет казнь. Допрашиваемые называли чистосердечно новые имена — знакомых по Ленинградскому губкому и Северо-Западному бюро ЦК — именно эти партийные органы долгие годы возглавлял Зиновьев. Все аресты санкционировал новый, первый секретарь Ленинградского обкома А.А. Жданов.

Большим подарком для следствия стало то, что у очень многих арестованных при обыске нашли оружие. Сравнительно недавно закончилась Гражданская война, люди с этим оружием в руках защищали молодую советскую власть, теперь оно стало бесспорным доказательством антисоветчины — подготовки терактов.

Среди многих фамилий появляется очередная, всего лишь одна — А.М. Гертик. Но это — москвич. События перемещаются в Москву, следует новая волна арестов, допросов. Наряду с ленинградским возникает «московский центр» — искомое.

14 декабря следователи допрашивают Г. Зиновьева, Л. Каменева, Г. Сафарова.

16 декабря Зиновьева и Каменева арестовывают.

17 декабря «Правда» — газетный прокурор ставит клеймо, которое сохранит силу двадцать лет: «гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов тов. Кирова».

Сами Зиновьев и Каменев решительно отказывались признавать даже факт обсуждения каких-либо политических вопросов со своими прежними соратниками. Но это уже не имело никакого значения.

Сталина и Зиновьева сталкивают примитивно, грубо, лоб в лоб. Из самоубийственного показания В. В. Румянцева 22 декабря: «В случае возникновения войны современному руководству ВКП(б) не справиться с теми задачами, которые встанут, и неизбежен приход к руководству страной Каменева и Зиновьева».

Стал словоохотлив Николаев. Теперь он с готовностью соглашался: «Да, я принадлежал к зиновьевско-троцкистской контрреволюционной организации».

* * *

По одному уголовному делу было пять (!) процессов.