Он тосковал, как вольный зверь в клетке. Не выдержал, написал в Оттаву советскому послу Александру Яковлеву, тот принял комбата, был потрясен судьбой. Посол запросил Москву и получил жесткий ответ.
Маршал Устинов сказал: «У нас в плену героев нет».
Через Красный Крест комбат сумел отправить отцу единственное письмо. Вот строки из него:
Кажется, отец-фронтовик так и не узнал, что его сын был Героем Советского Союза.
Жену Сапрыкина Елену Петровну таскали на допросы в КГБ, для которого комбат оставался немецким карателем — это при сквозных-то ранениях в грудь? О том, что муж жив,— не сказали. Но все равно она ждала его.
Она и сейчас жива. Замуж не вышла.
Почти четверть века бился за комбата Петр Михайлович Дунаев. Объездил места сражений, разыскал и встретился в разных краях с сослуживцами и друзьями Сапрыкина, обращался к военачальникам. Его все-таки принял министр обороны маршал Язов.
«Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 августа 1977 года «Об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года в части присвоения капитану Сапрыкину В.А. звания Героя Советского Союза».
Только у нас возможен подобный советский частокол: «Указ… об отмене Указа… об отмене Указа».
Декабрь 1991-го. Это были последние часы Михаила Сергеевича в качестве президента СССР. И это был один из последних его Указов.
Комбат Сапрыкин — снова стал Героем. Но он об этом никогда не узнает. Он не дожил до Указа полгода.
Сотни раз, наверное, а уж перед смертью — точно, комбат вспоминал тот последний бой, когда, прежде чем спрыгнуть в окопчик связи и объявить: «Вызываю огонь на себя», он побрился, подшил белоснежный подворотничок, скинул шинель и в гимнастерке с орденами Красной Звезды и Александра Невского, подтянутый, стройный обошел оставшихся солдат и офицеров и каждому пожал руку.
Это и было прощание с Родиной.
«Арестуют и тебя. Уходи»
По словам военного юриста Александра Лискина, СМЕРШ к концу войны «разоблачил» сотни тысяч «врагов».
«Похоже, — пишет он, — СМЕРШ перещеголял все ведомства НКГБ.
За 1941—1945 годы только пограничными, оперативными и железнодорожными войсками, входившими тогда в систему НКГБ—НКВД, было «разоблачено» не менее «миллиона трехсот тысяч диверсантов, агентов и предателей».
То есть в ГУЛАГ было направлено 260 стрелковых дивизий, целиком состоящих из «врагов народа».
А сколько их сумели вырваться на Запад?
В Торонто, в заброшенной могиле под номером 247 покоится прах Героя Советского Союза комбата Сапрыкина. Его вдова, сестра, ветераны 144-й стрелковой дивизии возбудили ходатайство о возвращении праха на Родину. С этой безнадёжной миссией Дунаев отправился в Торонто.
Конечно, безнадёжно. Сапрыкин — не Шаляпин.
В Канаде, в Торонто, Дунаев занимался тем же, чем и на Родине. Оказалось, что Сапрыкиных много. Разная степень заслуг перед Родиной, разные жизненные повороты, но жизненный конец один — умирание на чужбине с чувством без вины виноватого.
Люди рассказывали о себе, Дунаев потом в архиве, в Подольске, проверял достоверность их рассказов — они говорили правду.
Вот Андрей Корнин. Обрусевший немец, как и Ганус. В 1937 году арестовали отца — сельского учителя. Сослали в Караганду мать, там и умерла. Одиннадцатилетний Андрей скрывался у бывших учеников отца — русских и украинцев. В 14 лет стал партизаном, в 17 — ушел на фронт, В декабре 1944-го был ранен.
Он хорошо знал немецкий язык, и в Германии его прикомандировали к уполномоченному СМЕРШа капитану Предеину. В конце мая 1945 года смершевец пригласил Андрея к себе, напомнил, что мать и отец его были арестованы как «враги народа». И добавил:
— Арестуют и тебя. Уходи…