Сборник работ. Девяностые

Эти телевизионные кадры конца 80-х годов смотрел весь СССР: белые стены собора, по которым пошли глубокие трещины.

Угадайте, милые читатели, как назвали станцию метро?

Правильно — «Немига».

Вот как далеко увели имя от подлинника, от речного, родникового первоисточника.

Итак, Кафедральный собор. Рядом — церковь святых Петра и Павла. Неподалеку — памятник погибшим в Афганистане. Между этими духовными символами — большая площадка для массовых танцев. Зимой — под каток.

Итак, 30 мая, предпоследний день весны.

Николай Матуковский:

— Было воскресенье, большой православный праздник Святой Троицы. В Белоруссии это день поминовения усопших, люди идут на кладбища, поминают ушедших. Говорят тихо, вполголоса, в последнее время даже голосить на могилах перестали, что делали прежде испокон веков. В соборе — служба.

И в это же время завод «Оливария» объявляет рядом с собором праздник пива. Гремит московская рок-группа «Манго-Манго». Набежало больше двух тысяч человек.

Геннадий Буравкин:

— Устроители праздника объявили: кто принесет столько-то пробок от пива, получает бутылку бесплатно. Чтобы добыть пробку, надо бутылку выпить. Халява — страшное дело, началось соцсоревнование. Да многие и с собой кое-что покрепче прихватили — магазины с водкой рядом. И ни одного туалета поблизости. Где плясали, там неподалеку и оправлялись.

Парни плясали полуголые, и поминального звона колоколов собора не было слышно, рев музыки заглушал его…

Бога вызвали на дуэль.

В 20 часов 40 минут возле светофора ударила мощная молния, озарившая полгорода, оглушил гром, многим показалось: что-то взорвалось!

Справа — река, слева — проспект Машерова, впереди — Дворец спорта, как раз на две тысячи человек, но он оказался закрыт. И Дом физкультурника закрыт. Через дорогу — гостиница «Юбилейная», но там пропускной режим. Капкан. Град колотил полуобезумевшую массу, единственное спасение — метро «Немига», единственный вход в него через подземный переход. Милиции оказалось мало, двух милиционеров и еще одного омоновца снесли и затоптали сразу. Встречных, из метро, тоже сносили. Затаптывая друг друга, карабкаясь друг через друга, подростки — мертвые и живые — образовали в тоннеле завал, и те, кто оказался наверху, упирались ладонями в потолок, оставляя на нем кровавые следы.

В 20 часов 50 минут на небе наступила тишина.

«Скорые» подбирали в суматохе трупы, а не тех, кого еще можно было спасти. Дежурные бригады не справлялись, вызывали врачей из дома.

Подобрали туфли, сумочки, косынки, шарфы. Отмыли от крови переход.

Один только человек подал прошение об отставке — мэр Минска Владимир Ермошин. Президент отставку не принял.

Когда виноватых много, тогда их как бы и нет.

— Бессмысленно искать виноватых…

Между прочим, синоптики предупреждали несколько раз, что 30 мая во второй половине дня в Минске ожидается гроза.

* * *

Я не могу соединить понятия «Бог» и «кара». Не по Божьему это ведомству — карать. Просто, наверное, история дает нам задание на дом, а мы, веками, — как нерадивые школьники. «Выучил урок?». — «Учил». — «Я не спрашиваю, учил или нет. Я спрашиваю: выучил?».

Может быть, жертвоприношения и шок отдаляют человечество от массового одичания, дают отсрочку?

Поэт и драматург — люди независимые. Другие звонившие из Минска, подчиненные служащие, имен просили не называть. Приговор один: не в этот день и не на этом месте — не на костях, за все надо отвечать.

Но почему — дети? Их пригласили.

Другая мысль, почти посторонняя и не в оправдание: а много ли места у славян, много ли чистой земли до самого Магадана, где внизу, под нами, никто не убит?

По Московскому старому тракту

Борис Кропотухин, Екатеринбург:

— Как бы вы отнеслись к тому, что под вашими окнами в доме поставили памятник убийце ваших родных?